Или, возможно, потому что он напомнил ему себя самого.
Он пошел обратно по улице от Площади Первопроходцев, преследуемый звуками барабанов в заливе и марширующих в доки защитников компаунда. Ему не нравилась мысль об этой новой ответственности, заботе о Призраках, доставке их туда, куда он предполагал добраться. Потеря странствующего морфа была главным промахом его обязанности защищать его. Довольно трудно защищать что–то, что было проглочено шаром света и находилось теперь кто–его–знает–где. Но остаться с семьей морфа.
Он остановил себя, переосмысливая эту фразу.
Остаться с семьей Ястреба, с пачкой уличных детей, чтобы заботиться о них, раздражало. Это ограничивало свободу передвижения. Что он собирался делать с этими детьми, стариком и этим волкодавом, в то время как пытался выяснить, как найти Ястреба?
Он осознал, что до тех пор, пока он не столкнулся лицом к лицу с морфом, он никогда не думал о нем, как о ребенке. Даже при том, что вначале он и был таковым во время Джона Росса и Нест Фримарк, даже при том, что он никогда не выглядел кем–либо еще после тех первых недель, он никогда не думал о нем таким образом. Он на самом деле не имел ни единой мысли насчет этого. Когда Два Медведя попросил его найти морфа, он увидел в этом способ убежать от того, что делал так много лет: нападения на лагеря, убийство защитников, освобождение заключенных, и — он поколебался прежде, чем закончить эту мысль, — уничтожение результатов экспериментов, которые однажды стали бы демонами. Детей. Он думал, что все это останется позади. Он думал, что освободился от этого.
Он никогда не мог представить, что обнаружит себя связанным с кучкой уличных детей.
Но, как со многими вещами в своей жизни, оказалось, что и здесь ему не повезло.
Он двигался вперед в тени зданий и темного каньона Площади Первопроходцев и старался не оглядываться назад.
* * *Сова первая услышала бой барабанов и оглянулась через плечо мимо Речки, которая управляла инвалидным креслом, на темное пятно вод залива. Сотни огней усеивали их гладкую поверхность, сколько могли увидеть глаза.
— Поверни меня, — приказала она темноволосой девочке.
Речка покорно повернула ее. Другие Призраки увидели, что происходит, и остановились посмотреть вместе с нее. Медведь замедлил тяжелую повозку, которая была наполнена их имуществом, а Свеча, следовавшая впереди группы, вернулась назад. Винтик и Мелок, несшие Погодника на самодельных носилках, опустили его на землю, выпрямляя затекшие спины и потирая уставшие руки.
— Для старика он весит очень много, — пробормотал Мелок.
Сова не слышала его, ее внимание сосредоточилось на огнях. Факелы, решила она. Больше, чем она могла сосчитать. Они горят на палубах лодок, которые означали, что огромный флот прибывает в город. Но не для чего–то хорошего.
На ее коленях зашевелился Белка и поднял свое сонное лицо от ее плеча.
— Мы пришли, Мама?
— Нет еще, — прошептала она.
Он засопел и протер свои глаза.
— Что это за шум?
— Ничего, не волнуйся, — она погладила его прекрасные волосы. — Спи.
Она беспокоилась за него. Ему сейчас уже должно быть лучше, болезнь побеждена. Но он никак не мог побороть ее, и становился слабее, несмотря на лекарства и заботу. Он смог пройти только три квартала от их дома, когда они вышли на дорогу, до того как устал и залез к ней на колени. Она не возражала держать его; он почти ничего не весил.
Она взглянула на его бледное лицо. Она очень надеялась, что Тесса уже там, чтобы она дала совет. Тесса знала о лекарствах и болезнях больше, чем кто–либо еще.
Свеча стояла над ней, молодое лицо выражало тревогу.
— Нам нужно уходить, — сказала она.
— Это нападение, — объявил Медведь. Его большая фигура не давала тяжелой повозке сдвинуться с места. — Это военные барабаны. Такое большое количество лодок означает армию вторжения, пришедшую, вероятно, с юга.
Это то, что идет убивать нас, — быстро сказала Свеча. Она дрожала, обнимая себя, когда вглядывалась в огни. — Это то, что было в моем видении.
Сова дотянулась до нее и повернула ее так, чтобы она больше не смотрела на огни.
— Просто смотри на меня, Свеча, — мягко произнесла она. Она подождала, пока маленькая девочка не прекратила дрожать. — Ты можешь сделать это?
Свеча кивнула.
— Я не буду больше смотреть.
— Хорошо. — Сова оглядела остальных. — Что бы это ни было, Свеча права. Нам нужно уйти отсюда как можно дальше. Кто–нибудь видел Воробышка или Ягуара?
Никто не видел. Мелок и Винтик спорили о том, кто должен взять передний конец носилок Погодника. Речка рассердилась, оттолкнула Мелка и сама взялась за носилки.
— Сова говорит, что нам нужно уходить. Винтик, поднимай свой край, — она взглянула на Мелка. — Ты можешь толкать инвалидное кресло некоторое время, поскольку ты так устал.
Они снова двинулись в путь, все еще поднимаясь от береговой линии по Первой авеню в пределах видимости Молотобойца до того, как выйти на шоссе. Именно там, как сказал им Рыцарь Слова, они найдут его транспортник и должны ждать, пока он не присоединится к ним. Сова надеялась, что он поторопится. Она все больше тревожилась из–за того, что они были разделены с Воробышком и Ягуаром. Довольно тяжело было потерять Ястреба и, возможно, Тессу, но невыносимо было думать о потере еще двоих.
Призраки были семьей, а как мать этой семьи, она не чувствовала себя хорошо, если ее группа не была вместе.
— Мелок, ты на самом деле слишком устал? — спросила она так тихо, чтобы другие не могли услышать. Она обернулась на него. — Тебе нужен отдых? Может быть, Свеча заменит тебя на несколько минут, если тебе нужен перерыв.
— Я не устал, — сказал мальчик, отказываясь признавать что–либо подобное, посмотрев мгновение на Речку, а затем вновь отвернулся. — Я могу делать все, что и любой другой, и делать это лучше всех. Особенно лучше нее.
Даже в полете и в опасности, они ссорились как дети, кем они и были, подумала Сова. Но они любили друг друга и все делали один для другого. Разве не так же обстояли дела в других семьях, независимо от их характера и обстоятельств? Разве не это являлось большей частью того, что определяло их как семьи?
Они продолжали свой подъем к вершине холма и шоссе, следуя по тротуару, проходящему между грудами развалин и оставленных автомобилей. Темные, в большинстве своем пустые здания образовали огромные стены по обеим сторонам, и они шли в тени и тишине. Холодный ветер влажными порывами врывался в эти бетонно–каменные каньоны, неся запах смолы от факелов. Барабаны пульсировали в устойчивом ритме, глубоким и зловещим звуком.
