Селение даже имело на отшибе корчму в два этажа, так что и странники, и богомольцы здесь были не в диковинку. Тем более странно выглядело поведение жителей: не играли на улицах дети, не было заметно обычной повседневной суеты — даже скотину и птицу не выпустили со двора.
— Беда у них какая-то, — заметил трибуну центурион Флакх.
— Не хватало только встревать в распри местных, — согласно заметил Клодий.
В гостином доме тоже было необыкновенно пусто. Внизу, в общем зале, не было никого из жителей, если не считать хозяина, мрачного, как на собственных похоронах. Да трапезничало десяток монахов, — подававшая им скоромную снедь девчонка, отчаянно строила глазки хорошенькому, еще не остриженному иноку.
«Значит, мир еще на месте!» — улыбнулся, видевший это Клодий.
Узрев вновь прибывших, хозяин еще больше сник — и приговоренные на столбах повеселее выглядят! Он поспешил исполнить требуемое, извлекая откуда-то высокую, тощую, как жердь женщину — скорее всего жену, и крепкого парня, в него лицом.
Уразумев, что важный господин и солдаты рассчитывают лишь на отдых и пищу, трактирщик оживился немного. И наконец, заметил, чем занята девушка: пнул жену, та, улучив момент, перехватила девку, — молоденькую, довольно миловидную и гладкую, — и шваркнула в кухню.
Прежде чем тяжелая дверь захлопнулась, до лациев донеслось:
— Че?!!
— Цыть, дурища! Приспичило блуд почесать, — вон, на солдатиков погляди! — максимально приближено к смыслу перевел Яррей, которому здешнее наречие было родным, — Эти ж драконье гнездо разорили…
Клодий сдвинул брови и стал следить за монахами с утроенным вниманием.
Одеты братья были одинаково, как все служители Безымянного: серо-коричневый скапулир, такого же цвета рубаха и штаны из грубого холста. Одинаково светили бритыми затылками, кроме троих младших. Вот только на поясах — не веревочных: а Клодий не первый раз видел таких, — кожаных, воинских, — было оружие: кинжалы по три пяди каждый — не меньше… В простых ножнах, — не для забавы, не для хвастовства… Одинаковых.
Братья мало напоминали смиренных богомольцев, удалившихся от мира в поисках благодати: крепкие спины их не были согбенны от молитв, а суровые лица не изнурены постом сверх меры. А на ногах были мягкие сапожки-мокасины, более удобные для лазания по лесам, чем предписанные сандалии…
Авл Руффин знал, куда посылать магистратов, уверился трибун.
Девица все же выскользнула из-под надзора и продолжила начатое, подавая монашку красноречивые знаки. Один из братьев повернулся в ее сторону: и ту словно кипятком ошпарило — так поспешно она ринулась обратно в кухню. Монах перевел взгляд на послушника — юноша вспыхнул и потупился…
«Ах, да, — им же нельзя знать женщину! — вспомнил Клодий, — А культ змеиной Такхирис предписывает храмовую проституцию… До чего же причудлива бывает вера!» С монахами, не иначе как посланными самой Фортуной, следовало поговорить до того, как они отбудут, а они задерживаться явно не собирались. Убедившись, что о его людях уже позаботились, Клодий отдал приказ быть на чеку — ведь случилось же здесь что-то, — и уже собрался осуществить свое намерение, но не успел…
В дверях, по случаю жуткой жары, распахнутых настежь, возник словно бы ниоткуда высокий загорелый до черноты субъект с иссиня-черными длинными волосами, которым позавидовала бы записная красавица. При виде него трактирщик отчетливо икнул и повалился под стойку. Когда и куда делись его домочадцы, — осталось загадкой.
Впрочем, ими никто и не интересовался…
Темные, непонятного цвета, глаза пришельца сверкнули на монахов, медленно и аккуратно поднимавшихся из-за стола. Потом он молча развернулся и сделал шаг обратно во двор…
Нож должен был войти ему точно в шею (если конечно пробился бы сквозь такую гриву!), но странный человек словно знал, что именно так и будет, и уклонился на мгновение раньше, коротко свистнув.
А дальше началось нечто невообразимое! Они налетели сразу со всех сторон… Еще семеро: четверо мужчин, и три женщины, схлестнувшись с монахами на смерть…
Клодий был солдатом всю свою жизнь, хорошо разбирался в гладиаторах, но такого — он не видел никогда! Ни в кампаниях, ни на арене! В первый раз он растерялся и промедлил отдать приказ, а потом и вовсе задумался: у него есть приказ посетить Обитель Обретения с конкретной целью сбора информации и доставки ее легату Грецинну, а не спасать монахов, ввязавшихся в драку с неподобающим для священнослужителей пылом. И он знаком показал своим солдатам не вмешиваться…
Собственно, вмешиваться было уже поздно.
Позже, анализируя увиденное, Клодий поймет, что его так поразило. Нет, не потрясающая физическая форма всех драконов, — а лаций сразу понял, кто эти нападающие, — даже женщины были сильны и управлялись с оружием так, словно с ним родились, что было необычно для банд, состоящих в основном из городских пройдох и другой голытьбы… И не какая-то особая техника боя… Дело было в ином. Исход схватки простого среднего обывателя предопределен независимо от того, кто перед ним: солдат, гладиатор, монах или дракон, но между последними — существует огромная разница. Солдат тоже обучен сражаться, но ведь солдат никогда не сражается один и просто так, — он выполняет распоряжение командира, согласовывая свои действия с другими легионерами когорты, и зачастую успех зависит не от личной храбрости, а именно от точного, своевременного и согласованного исполнения приказа. Что доказывает опыт сражений с варварами.
Бои гладиаторов могут поразить воображение, но гладиатор и обучен прежде всего сражаться красиво, с броскими эффектными приемами, что бы воющий от восторга плебс ушел со стадиона прославляя консула, Республику и устроителя игр, за которого будет голосовать на следующих выборах.
Драконы же и монахи были похожи в том, что все они были обучены не сражаться, а убивать. И убивать эффективно и быстро. Отличие было только в том, что монахи стремились убить, но выжить: братья пытались отступать, искать более выгодную позицию, защитить своих раненых… И попадали под нож ближайшего дракона, совсем не того с которым монах бился последние несколько ударов сердца. Потому что драконы — стремились только убить.
Эта была дикая свора, рвущая добычу, пусть и сопротивляющуюся, огрызающуюся оскаленными клыками… Стая голодных волков. Ошалевшие от драки коты.
Взбесившиеся змеи…
Бой занял времени меньше, чем требуется, что бы о нем прочитать. Тощая стриженная девка, спрыгнувшая на противника откуда-то сверху, оттолкнула от себя уже мертвое тело. Мужчины: худой светловолосый юнец, чуть более старший, но с татуировкой на щеках, парень с косами у висков по вентскому обычаю и еще один с обожженным лицом к этому времени уже вытирали ножи.
