– Но мне нужна хотя бы фотография!
– А вы представьте его себе… Насколько мне известно, негодяй одноглаз – от того и Циклопидес. Видимо, бородат. У вас обязательно получится.
– Я помогу! – сверкнул очами сэр Олаф. – Нас тоже кой-чему учили!
– Но остается девственница, – со вздохом напомнил присутствующим маркграф Ромуальд. – Которая должна оседлать дракона и произнести заклинание.
– Да, это вопрос, – пригорюнился Шон. – Быть может, племянница старшей кухарки?
– Кто, Риорита? – фыркнул добрый барон. – Ну-ну… разве что вот… моя младшая?
– Петронелла? – улыбнулся Шон.
– Ну, если ты, негодяй, там не постарался, так больше, поди, и некому было.
– Увы, мой друг, чудес на свете не бывает.
И была вызвана красавица Петронелла. В свои неполные пятнадцать она уже носила изящные башмачки сорок третьего размера и изысканно сосала чупа-чупс, приводя своими манерами в восторг решительно всех, даже самых строгих ревнителей пошехонской старины. Пока ее искали по всему замку, наши дипломированные мудрецы неистово вспоминали пресловутую формулу.
– Эники-беники, ели вареники?.. Нет, это против глюков-заворотников… Как же там, постойте? Шишел-мышел…
– Тише вы, этак сейчас все крысы герцогства к нам пожалуют, изгоняй их потом! И чему вас только учили столько лет! Слушайте, Ромаульд: «На стуле сидели, ели сардели. Ели сардели, в воду глядели. Как поглядели, так прослезились: зеркалом все грехи отразились». Вот вам и есть настоящий Соломон Стульский!
Тем временем молодая бонна привела мадемуазель Петронеллу. Та, увидев гостей, несколько смутилась и принялась ковыряться в носу.
– Папа, конфету хочу, – сообщила она. – «Мишка на севере». На худой конец и «раковые шейки» подойдут.
– Погоди, доченька, – расчувствовался счастливый отец. – Ты ведь любишь дядю Шона, верно?
– Люблю, – немедленно призналась юная красавица.
– А летать ты на нем любишь, не правда ли?
– Нет, летать не люблю.
– Это от чего ж?
– А он пукает сильно.
Шон тяжело вздохнул и отвернулся.
– А если я куплю тебе пирожное, ты согласишься немного полетать на дяде Шоне?
Петронелла опустила очи долу и задумчиво поковыряла паркет носком хрустальной туфельки.
– Маловато будет, папаша, – решила она после недолгого размышления. – Тогда уж ящик мороженого пожалуйте.
– Да хоть два! – обрадовался барон Кирфельд. – А вот скажи, стишки ты учишь? Учит она стишки? – обратился он к бонне.
– Чрезвычайно, – ответствовала достойная особа.
– Ну-ка, – предложил барон, и довольная таким оборотом Петронелла, выкатив вперед грудь, встала в позу и прогудела:
– Я вам пишу, чего же боле… но это мне не нравится, пап.
– А что тебе нравится, дорогая?
– А вот: «…Только водка лучше всякого лекарства – эх, королева вино-водочного царства!!!»
– Достаточно, – поморщился Кирфельд. – Сейчас, доченька, тебе нужно будет выучить один коротенький стишок, а потом ты залезешь на спину к дяде Шону и продекламируешь его. Хорошо?
– По рукам, папаша. А мороженое?
– Утром. Слово дворянина.
– Ладно, гляди у меня…
Оставив юную Петронеллу на попечение маркграфа и его друга, барон поманил пальцем верного Шона и, недолго с ним пошептавшись, покинул кабинет. Дракон же, выбравшись задним ходом на балкон, взмыл в воздух. К вечеру в котлах, установленных на северной смотровой площадке замка, уже закипала могучая брага. Шон же, сидя на шпиле главной башни, вынюхивал своим чудесным носом ветер. Пока все шло хорошо.
Вскоре наступил закат.
Брага уже кипела.
– Ну, – вздохнул нервно мнущий носовой плат Шизелло, – теперь ваш черед, старина!
– Думаю, да, – отозвался с высоты дракон.
Извернувшись на шпиле головой к югу, он шумно вздохнул и принялся делать загадочные пассы пальцами левой руки. И, о чудо – когда тьма вступила в свои права и на смотровой площадке пришлось зажечь фонари, все присутствующие увидели, как мощный поток ветра подхватил поднимавшийся в небе алкогольный пар и свободно понес его к развалинам древнего монастыря. Так продолжалось не менее четверти часа, после чего дракон устало выдохнул и принялся спускаться к своим друзьям.
– Я свое дело сделал, – сообщил он, – такой порции негодяю должно быть более чем достаточно. Теперь, любезный Шизелло, пришел ваш через порадеть за отчизну!
Ромуальд Шизелло с достоинством выкурил сигару, сделал добрый глоток «тридцать третьего» и значительно посмотрел на своего друга. Тот сурово кивнул, напряг хару и загудел низким, пугающим голосом:
– А-ааааа……
– Ыыыыыыы… – еще ниже вторил ему Шизелло.
В воздухе отчетливо потянуло ароматом незрелых абрикосов. Барон украдкой пощупал спрятанную за кирасой пачку туалетной бумаги и успокоился.
Скоро подошло к полуночи. Вызванная на площадку Петронелла облачилась в черный дамский доспех, поправила на бедре двенадцатизарядный прабабушкин «Кольт» и мысленно повторила заклинание.
Барон посмотрел на хронометр.
– Пора! – и украдкой смахнул слезу.
Прекрасная воительница вскарабкалась на спину к дракону и тот, взмахнув крыльями, поднялся в усеянное звездами ночное небо. Впереди лежали развалины монастыря.
Уже через минуту славный Шон смог убедиться в том, что его план сработал. Не далее чем в паре метров от мрачной старинной башни посверкивали искры, и вот легкий ветерок донес до его чуткого уха сдавленное кряхтенье, шум, напоминающий бег небольшого водопада и визгливые угрозы на урду и фарси.
– Заклинание! – приказал он своей наезднице.
Гордо подняв прекрасное лицо, Петронелла прокашлялась и начала:
– На стуле сидели, ели сардели! Ели сардели, в воду глядели!
Голубоватые искры вдруг стали зелеными, а вокруг присевшего на корточки колдуна сгустились тени.
– Как поглядели, так прослезились! – продолжала гордая Петронелла.
Тени проступили отчетливей, и теперь Шон хорошо видел какие-то фигуры, угрожающе надвигающиеся на Черного Циклопидеса, который, в ужасе привстав, совершал руками беспорядочные нервные пассы.
– …грехи! Отразились! – закончила красавица.
И в тот же миг все тридцать три тещи старого колдуна Циклопидеса, среди которых были и Глухая Зейнаб, прославленная в борьбе магрибских девочек, и могучая трактористка-засейница Бибигуль, и даже сама тетушка Айша-ай-Разорви, издав гортанный крик, разом обрушили на злосчастного колдуна свои сковородки работы старых мастеров.
Раздался глухой треск, обычной при подобных несчастьях, дымящиеся мозги колдуна брызнули во все стороны, и все стихло, даже приумолкли в ужасе неутомимые озерные жабы.
