— Иди наверх, — оборвал меня светящийся человек, — и все узнаешь. А когда поймешь — возвращайся.
— Будь по-вашему, — сказал я, — Леон, покарауль этого кадра.
С этими словами я поднялся на следующий этаж и попал в коридор с несколькими дверями. Из одной из них мне навстречу выскочила взлохмаченная молодая девушка в старомодной одежде.
— СТОЯТЬ! — рявкнул я, наводя на него винтовку, — ты колдун? В смысле, колдунья?
— Как же так?! Не может быть! — причитала девушка, не обращая на меня внимания, — как такое могло случиться?
— А что случилось? — спросил я.
— Умерли! — воскликнула девушка, — ОНИ все умерли!
— Да кто — они? — я чувствовал, как внутри у меня похолодело от неожиданной догадки. И девушка не преминула подтвердить ее.
— Дети! Все дети умерли! Как это могло случиться?! Я не хотела!
Она забилась в истерике. И винтовка невольно опустилась у меня в руке. Похоже я опоздал. Но и бедняга не виновата. Сама переживает, видно же. Эх, жаль будет огорчать дедка со старинным ружьем. Как бы инфаркт не случился. Заглядывать в двери я не стал, а поднялся выше по лестнице.
Этаж был самым верхним, и здесь явно обитал колдун. Стол был заставлен сосудами с разноцветной жидкостью, по полу были разбросаны пожелтевшие, исписанные корявым почерком, страницы. Сам хозяин сидел ко мне спиной, и даже не удостоил взглядом.
— ТЫ пришел? — спросил он спокойным голосом.
— Да, я пришел. Простите, а мы знакомы? — съязвил я.
— А зачем? — бросил колдун спокойно, — ты Судья. Вот и суди.
— Слушай, ты, — крикнул я, теряя терпения, — да что вообще тут такое? Я что, попал в дурдом?
— У нас НИЧЕГО не происходит. Уже сто лет у нас ничего не происходит. Потому, что никто не приходил, чтобы рассудить нас.
— Ну я… пришел, — проговорил я, чувствуя, как покрываюсь холодным потом, — и что, тебе от этого легче?
— Все лучше, чем сидеть сто лет, ни туда, ни сюда. Все повторять тот роковой день. Я готов встретить ваше решение, Судья. Я слишком долго ждал.
— Я так понимаю, все дети мертвы, — сказал я. Не спрашивая, утверждая.
— Эх, я говорил Мире, не давай им эту бурду.
— Мира, это та девушка с третьего этажа? — спросил я.
— Помощница моя. Эх, молодость, ветер в голове. Я говорил, зелье то только по каплям вкусно и полезно. А дети — разве им объяснишь? Стаканами эту бурду пили. Еще, говорят, еще…
— Простите, а почему вы ко мне затылком сидите? Не поворачиваетесь? — поинтересовался я.
— Не могу. Стыдно, — коротко ответил колдун.
— Я вас понимаю. А что за «бурда», если не секрет?
— Какие же секреты от Судьи? — колдун рассмеялся, — Напиток Жизни, называется. Наше с Мирой, так сказать, открытие. Сухие деревья расцветают от одной ложки. Бесплодный песок от кружки травой за неделю покрывается. И цветами. А уж рану залечить, или силы человеку восстановить — вообще пара пустяков. Капли достаточно, капли! Но побочный эффект, как видите, оказался. Все ведь хорошо в меру, вы согласны со мной?
— В принципе — согласен, — сказал я.
— И вы готовы принять решение? — спросил колдун с надеждой.
— Пожалуй, готов.
То же самое я ответил уже на два этажа ниже, перед светящимся… видимо, не человеком, а также собственным напарником, все еще держащим его на прицеле. Он бы еще Лесного Хозяина на мушке держал. Светящемуся «нечеловеку» некогда было переспрашивать, он щелкнул пальцами, и оба подозреваемых, старый, спокойный колдун и его плачущая помощница Мира, материализовались рядом с ним.
— Вы готовы услышать решение Судьи? — железным голосом спросил светящийся «не человек».
— Я готов, — ответил колдун.
— Это я, это я виновата, — вместо ответа пролепетала Мира, — но я ведь не хотела!
— ТЫ ГОТОВА? — переспросил светящийся «не человек».
— Да, я готова, — ответила Мира и снова расплакалась.
— Ваше решение, Судья, — обратился светящийся «нечеловек» ко мне.
— Прежде, чем я его вынесу, мне хотелось бы кое-что уточнить, — сказал я, — если я правильно понял, колдун пригласил всех детей деревни в гости, а Мира, его помощница, угостила их зельем, новым, еще не испытанным, полезным в небольших количествах, но с побочным эффектом от избытка. Зелье новое, и о побочных эффектах колдун и помощница, в лучшем случае, догадывались. Дети умерли, отравившись избыточным количеством Напитка Жизни. А на деревне, башне и ее хозяевах с тех пор, сто лет лежит проклятье. Повторение того рокового дня, покуда не придет Судья и не установит, кто виноват.
— Именно так, — отвечал светящийся «нечеловек», — каково же будет ваше решение?
Я еще раз посмотрел на всех троих. На светящегося «нечеловека», не выражавшего никаких чувств. На колдуна, в нетерпении переступавшего с ноги на ногу. На рыдающую Миру. И решение само пришло. Не в голову — в сердце.
— Виновен колдун, — коротко изрек я.
— То есть как это? — встрепенулся хозяин башни, явно не ожидавший подобного поворота событий. А сам говорил, что «готов».
— Погоди, — произнес светящийся «нечеловек» и обратился ко мне, — на чем основано ваше утверждение, Судья?
— А вы посмотрите, — я указал на подсудимых, — ТАКИЕ как вы это вряд ли поймут, но все же, постарайтесь. Посмотрите на них. На Миру посмотрите. Если тот день повторяется в точности, то она до сих пор под впечатлением. Не ожидала такого исхода, потому и в шоке. Даже о побочном действии не знала.
А теперь посмотрите на колдуна. Спокоен как слон. Или как служащий похоронного бюро. Он, по крайней мере, подозревал, что Напиток Жизни опасен в избытке. Но сколько это, «в избытке», ему было неизвестно. А без этого знания нельзя. Ибо никто не будет использовать это зелье, и, соответственно, покупать. Кому оно нужно, если не знаешь, что от него ждать? Минное поле какое-то! Вот колдун и решил установить предельную дозу опытным путем. Потому, и детишек пригласил. Это ведь ОН детишек пригласил, не Мира. И, разумеется, с самыми благими намерениями.
— Это ложь! — вскричал колдун.
— Решение Судьи — закон, — провозгласил светящийся «нечеловек» тем же голосом, что встречал меня, — да свершится воля его!
И погас. Как погасли факелы на стенах. Рефлекторным движением достал я фонарь, и осветил заброшенную, захламленную обстановку башни, паутину в углах.
Никого. Кроме Леона, который, с перепуга тоже фонарь достал.
— Что-что-что это было? — пролепетал он.
— Что было — то было, — заключил я коротко, — и закончилось. Пошли отсюда.
Дверной проем зиял в стене первого этажа. Рядом валялся какой-то желтый лист. Я наклонился, подобрал, ни с того, ни с сего. Лист оказался газетой: старой, пожелтевшей, хрупкой. Буквы поблекли, но заголовок был еще читабельный. «Трагедия в деревне Дрежна. Колдун убил двадцать четыре ребенка», — гласил он. Заголовок газеты, «Голос Вандербурга», и дату (действительно около ста лет назад), я тоже сумел прочитать.
