Он посмотрел на свою юную приятельницу. Мягкие русые волосы, которые сейчас шаловливо развевает ветер. Тонкие брови, ясный взгляд зелёно-голубых глаз… Талантливая художница. Душа, чувствующая море… Может, поэтому они так часто бывают вместе на берегу, возле маяка, разговаривая или молча сидя рядом.
— Рильстранн, у тебя необычный взгляд, — вдруг сказала она.
— Что в нём такого необычного? — чуть удивлённо спросил он. Лиэлль задумчиво посмотрела вдаль.
— Не знаю, как объяснить. Но твои глаза… они как свет папиного маяка.
Маяк. Указывающий дорогу другим… Почему-то снова нахлынула тоска и сердце заныло — несильной, но тянущей, нудной болью.
— Да ну, — пытаясь изобразить улыбку, ответил Рильстранн. — У вас, арусиан, у всех светлый взгляд. А я, видимо, просто успел стать немного арусианином.
Он поднялся:
— Мне пора… До завтра, Лиэлль. Передавай привет отцу.
— Ты сегодня не зайдёшь к папе?
— Нет. Нужно кое-что подготовить по работе.
Лиэлль проводила взглядом высокую фигуру Рильстранна, в лёгкой голубой рубашке навыпуск, с развевающимися на ветру тёмными волосами. Вздохнула и снова взялась за этюд — яркие паруса прогулочных яхт над синей полоской моря, под прозрачно-белыми росчерками облаков. Но мысли её были совсем не об этюде.
Этот необычный пришелец. Рильстранн… Почему он часто бывает на берегу, но ни разу не искупался, даже не прошёл вдоль кромки воды босиком? Почему под разными предлогами отказывается зайти в башню маяка, где работает смотрителем отец Лиэлль, только заходит в пристройку выпить чашку чая? Почему иногда с такой тоской смотрит на море?..
Рильстранн быстрым шагом шёл через город. Такой он, Кельмриль — невысокие двух-трёхэтажные домики с затейливыми фасадами, каскадами черепичных крыш и флюгерами на шпилях угловых башенок. Большинство флюгеров — в виде кораблика, характерная черта здешней архитектуры… Палисадники перед домами, в них буйно цветут арусианские розы и облетает жасмин. С наружных подоконников свешиваются плети герани, усыпанные зонтиками красных цветов.
А вот и его дом… Ключа у него не было — двери арусианских домов не запирались на замок. Рильстранн зашёл, миновал небольшую светлую прихожую и поднялся по узкой лестнице на верхний этаж. Здесь он снимал комнату, маленькое помещение в угловой башенке с окнами на три стороны. Он приоткрыл окно, задёрнув занавеской от солнца. Сел в кресло за письменным столом, открыл ноутбук. Но не стал работать, а откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Непонятные приступы тоски, сопровождаемые ноющей болью в сердце, начались совсем недавно. Он никак не мог понять, с чем связана эта тоска, набегающая как приливная волна. Словно бы он потерял нечто очень важное, без чего жизнь не имеет смысла. Или это важное силой отобрали у него.
По-хорошему, надо бы посоветоваться с менестрелями — многие из них умеют заглянуть в глубину души и прочесть то, что кроется за смутными, неспокойными чувствами. А ещё лучше — попросить аудиенцию у Королевы Алуры, которую не зря прозвали Зоркое Сердце… Но для этого нужно ехать в Дориндейл, столицу, где находится Львиный замок — постоянная резиденция Королевы Алуры и Короля Дариэля. «Потом как-нибудь», — решил Рильстранн, тем более, что боль в сердце начала понемногу утихать.
Но работать настроения не было, и Рильстранн закрыл ноутбук. Взял с книжной полки «Тайны древнего Юга», снова сел в кресло и погрузился в чтение.
Внезапный порыв ветра с треском распахнул оконную раму и ворвался в комнату, всколыхнув занавески. Аккуратно сложенные на столе бумаги разлетелись белым веером, как стая вспугнутых чаек. На стене качнулся акварельный рисунок в рамке — портрет Рильстранна, идущего по морскому берегу, в лёгком плаще, с развевающимися на ветру тёмными кудрями. Эту картину подарила ему Лиэлль прошедшей весной. Рильстранн поднялся, закрыл окно и поправил покосивнуюся картину. И вдруг, схватившись за грудь, со слабым стоном опустился на пол.
* * *
В этом году зима никак не хотела приходить в Петербург согласно календарю. Был конец декабря, но землю так и не укрыл зимний снег, и между каменными плитами набережной, словно бросая вызов обычному порядку вещей, пробивалась зелёная трава. Залив тоже не думал замерзать, и волны тихо плескали, ударяясь о стену причала.
Причал располагался за городом, на территории военной базы, частично огороженной забором. Здесь отстаивались, ожидая своей судьбы, старые корабли. Среди них выделялся один, небольшой, но сильно отличавшийся от своих соседей. Главным образом из-за цвета, когда-то красного, а теперь скорее бурого, и из-за мачты с прозрачным цилиндром фонарного сооружения, больше похожей на башню маяка. Собственно, это и был маяк. А сам корабль относился к классу плавучих маяков.
По недосмотру руководства базы или по счастливому стечению обстоятельств именно эта часть причала не отгораживалась забором от дороги, и к плавучему маяку можно было подойти.
На низкой причальной тумбе, обмотанной канатами, переброшенными с борта плавмаяка, сидел молодой мужчина. Худощавый, с чуть вьющимися тёмными волосами, спускавшимися почти до плеч. Его безусое лицо выглядело обеспокоенным и усталым, как если бы он провёл тревожную ночь. Серые глаза словно лучились светом. Одет он был не по погоде — белая рубашка с матросским воротником и закатанными рукавами. Но, кажется, холод его не волновал.
Что самое странное — охранники, пришедшие заменить ночную смену, прошли мимо, не заметив его. Просто зашли по сходням на соседний корабль. И темноволосый незнакомец тоже не обратил на них никакого внимания. Он смотрел в сторону дороги, ведущей от вокзала сюда, будто кого-то ждал.
Наконец он поднялся — высокий, ладно сложенный, — и шагнул навстречу мужчине средних лет, могучему и кряжистому, с окладистой бородой. Этот второй очень походил на богатыря из русских былин, только одет был не в кольчугу, а в морскую гражданскую форму без знаков отличия.
— Доброго плавания, Игорь! — богатырь крепко пожал руку мужчине в белой рубашке. Тот, кого назвали Игорем, сжал широкую ладонь богатыря обеими руками:
— Доброго плавания, Святогор! Спасибо, что так быстро отозвался, друг.
— Ну так и по службе, и по дружбе! — богатырь широко улыбнулся и легонько похлопал Игоря по спине. — Давай, выкладывай, что у тебя стряслось. Павел Анатольевич мне уже кое-что сообщил. Но я хочу услышать твой рассказ.
Они пошли вдоль причала. Охранник, вышедший покурить на палубу соседнего корабля, словно не заметил присутствия посторонних на территории военной базы.
