Я легко опознавал тех, кто работал на бумажной фабрике, потому что одеты они были проще, чем крестьяне, которые ради удовольствия выпить вечернюю кружку разоделись в яркие синие, и красные, и желтые наряды; рабочие носили простого покроя темно-зеленые или коричневые блузы. Те, кто помоложе – длинноволосые и гладко выбриты; те, кто постарше – с усами и аккуратно подстриженными бородками. Среди рабочих таких имелось немного, старики в основном явно были из крестьян, лишь некоторые из них еще не доросли до бритья. И по-прежнему ни одной женщины, кроме подавальщиц. Чем дольше я так сидел, тем более странным казалось, что так легко определить, кто есть кто и кто к какой группе принадлежит. Кстати, между собой группы не смешивались.
Впрочем, были и такие, кто ни к одной из групп не принадлежал. Парень со светлыми слезящимися глазами скалился направо и налево, даром что у него заметно недоставало зубов; он носил черные штаны, белую рубаху и синий плащ, а на пальцах блестело несколько колец. И еще один, в высоких сапогах, с длинными усами, которые опускались хорошо так ниже подбородка. И тип в голубом фетровом жилете, обтягивающем могучий торс, с чернильно-черной кучерявой шевелюрой ниже плеч.
«Что скажешь об этой троице, Лойош?»
«Не знаю, босс. Там, дома, я бы решил, что Щербатый и Усач – торговцы. А вот с Кучерявым непонятно.»
«Вот и мне так кажется. А почему тут нет женщин?»
«Без понятия, босс. Может, спросишь кого?
«Пожалуй, что так.»
Пока я решал, что спросить, у кого именно, и как бы к этому подойти, решение взял на себя тип в голубом фетровом жилете, который подошел к моему столу, покосился на джарегов у меня на плечах, и спросил:
– Не возражаешь, если я тут подсяду?
Я кивнул на один из незанятых стульев.
«Кучерявый» мягко присел и махнул рукой; через минуту одна из подавальщиц возникла рядом и принесла ему фарфоровую чашечку, которой он мне и отсалютовал:
– Бараш Орбан. Зови меня Орбан.
– Мерс Владимир, – соврал я, приподняв собственный стакан. – Влад.
Он прищурился.
– Мерс? Интересное имя.
– Ага, – сказал я.
Он опрокинул чашечку и зажмурился, вздрогнул, дернул головой и улыбнулся. Я сделал глоток.
– Что ты пьешь?
– Ракию. Сливовое бренди.
– А. Следовало бы догадаться. У деда тоже был такой вид, когда он пил эту штуку.
Он кивнул.
– Да, ракию импортируют с юга. Не знаю, зачем мы ее импортируем, или зачем вообще ее пьют. Проверка на мужество, наверное, – ухмыльнулся он. У Орбана все зубы были на месте и очень белыми.
Я фыркнул.
– Местная палинка хороша, и по мне, безопаснее.
– Мудро, – проговорил он. А потом добавил: – Прости, но в твоей речи слышится нечто иноземное…
Я кивнул.
– Я пришел издалека.
– И все же имя у тебя явно местное.
– Разве? – сказал я. – А я и не знал.
Он кивнул.
– Впрочем, неудивительно, – добавил я. – Моя семья отсюда.
– Семья или родня?
На фенарианском это два слова, и различие между ними сильнее, чем в Северо-западной речи.
– Родня, – поправился я. – А ты знаешь кого-то, кто мог бы быть моим родичем?
– Хм. Надо подумать. Это довольно большой город, знаешь ли.
Вранье.
– Пожалуй.
Через минуту я добавил:
– Извини, что так отзываюсь о твоем городе, но он воняет.
Он улыбнулся.
– Пожалуй. Но поверишь ли, вскоре напрочь перестаешь это замечать.
– Наверное, ко всему можно привыкнуть.
– Точно.
– Слушай, а можно вопрос?
– Валяй.
– Почему здесь нет женщин?
Его глаза округлились.
– А что, там, откуда ты, женщины заходят в пивные?
– Если хотят выпить.
– Ясно. В общем… тут такого не бывает.
– Почему?
– Ну, потому что… – Орбан нахмурился и, кажется, искал нужное слово. – Потому что это было бы неправильно, – наконец проговорил он.
Я кивнул и не стал развивать тему.
– А чем ты занимаешься?
– В смысле? А. Экспортом и импортом крепких наливок.
– Так ракия на твоей совести?
Он улыбнулся и кивнул.
– Потому-то я ее и пью.
– Человек высоких нравственных принципов. Понимаю.
– Не таких уж высоких; я все-таки торговец. – Он махнул подавальщице и заказал следующую порцию. – Давай, спрашивай дальше. Кажется, сегодня у меня много ответов.
– Ладно, – промолвил я. – Почему улицы такие широкие?
– То есть?
– Шире, чем я привык. Гораздо шире.
– Хм. Ну, улицы, к которым ты привык… а почему они гораздо уже?
– Честный вопрос, – кивнул я, – но это у тебя сегодня много ответов.
Он улыбнулся – той улыбкой, которая изображает, будто бы улыбающийся только что проиграл очередной круг. Выпивка прибыла, Орбан поднял чашечку и провозгласил:
– Добро пожаловать в наш город и в наш край, бойор.
Я моргнул.
– Бойор? Почему ты так меня называешь?
– О, никаких подвохов, клянусь чистыми коленками Дороати. Ты привык повелевать и ожидать подчинения.
– Да ну? – проговорил я. – Занятно.
– Не говоря уже о довольно длинной железке у тебя на боку.
– Да, кажется, здесь это необычно.
– Не хочешь, не буду об этом распространяться; но либо ты начнешь иначе ходить и почаще опускать взгляд, либо вскоре крестьяне, столкнувшись с тобой на улице, начнут кланяться, называть «господином» и уступать дорогу. Впрочем, – добавил он, – это если кто-то с тобой столкнется. Улицы-то у нас, как ты заметил, широкие…
Он посмеялся собственной изворотливости. Я улыбнулся, кивнул и отпил еще немного вина.
– А откуда это ты прибыл? В каких местах улицы узкие и женщины ходят по пивным?
– А. Извини, я думал, это очевидно. Я живу по ту сторону гор, в Драгаэрской империи.
– Ну, я так и подозревал, но уверенности не было, и я не знал, хочешь ли ты, чтобы об этом знали.
– Почему нет? Я что, первый, кто оттуда вернулся?
– Здесь? Первый, о ком я знаю. Парочку других я встречал, но они не останавливались в Бурзе. И выглядели они, в общем, не столь знатными персонами. По крайней мере пока не достигли Фенарио, Эсании или Арентии, где обнаружили, что обладают магией, какой ни у кого нет.
– Хм. Я об этом даже не думал.
– Разве? Думаю, у тебя подобная магия есть.
– Ты так хорошо разбираешься в магии?
Он пожал плечами.
– Лучше некоторых. Ты знаешь о нашем Искусстве; я вижу в тебе его следы. Та магия настолько отличается?
О да.
– Настолько – нет, пожалуй, – ответил я.
Он кивнул.
– Само собой, я не знаю, следуешь ты свету или тьме; они тоже не так отличаются, как многие думают.
