Пират судорожно переводил дух.
— Можете меня как угодно замучить, а только Кеннита я вам не выдам! — бросил он с вызовом. И, резко дернув головой, высвободил свои волосы из старпомовой жмени.
— Если он уж так рвется на тот свет, я могу подсобить ему с этим, — неожиданно вмешался Совершенный. Его низкий голос прогудел до того зловеще, что у Альтии шевельнулись волосы на затылке. — Давай-ка его сюда, слышишь, Лавой! У меня он точно заговорит. А потом я скормлю его рыбам.
— Довольно! — повторила Альтия следом за Брэшеном. Не спрашивая ни у кого разрешения, она приблизилась к пленнику и опустилась на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
— Мне не нужно, чтобы ты предавал Кеннита, — начала она негромко.
— Эй, тебе-то тут какого… — возмутился было Лавой, но Брэшен встал на ее защиту:
— Остынь, Лавой. Альтия имеет право на это.
— Право имеет? — разъяренный старпом, казалось, не верил собственным ушам.
— Имеет, — повторил Брэшен. — Так что заткнись — или проваливай с бака.
Лавой побагровел, но счел за благо повиноваться.
Альтия на них даже не оглянулась. Она смотрела и смотрела на пленника, пока наконец он не поднял голову. Их взгляды встретились.
— Расскажи мне о живом корабле, который захватил Кеннит. О Проказнице.
Некоторое время молодой пират неотрывно вглядывался в ее лицо. Постепенно у него даже губы начали белеть.
— Я знаю, кто ты такая! — сказал он. — У тебя лицо в точности как у мальчишки-жреца! Вы с ним, должно быть, двойняшки! — Пленник отвернулся и плюнул на палубу. — Значит, ты из семейки этих Хэвенов. Ничего я тебе не скажу!
— Я из старинной семьи Вестритов, а не из семейки гребаных Хэвенов, — презрительно отозвалась она. — И «Проказница» — наш фамильный корабль. Ты упомянул о моем племяннике, Уинтроу. Так значит, он жив?
— Уинтроу? Да, вроде так его звали. — Глаза пленника зло блеснули. — И, надеюсь, он уже сдох! Моя бы воля, я бы его точно убил! Да притом ме-ед-ленно! Таким добреньким притворялся, вспоминать тошно. Ползал среди нас с ведерком морской воды и тряпкой, туда-сюда по вонючему трюму, корчил своего в доску. А сам знай притворялся! Потому что он был сынок капитана, вот кто! Кое-кто из наших говорил, что нам следовало ему спасибо сказать, что он много сделал для нас; да мы и не вырвались бы на свободу, если б не он. А только я все одно думаю — не помогал он нам, а за нами шпионил! Будь оно не так, разве позволил бы он нам столько времени там валяться в цепях? А? Я тебя спрашиваю!
— Значит, ты был одним из рабов, которых перевозила «Проказница», — кивнула Альтия.
Дело, кажется, было сделано. Парень заговорил — причем сам, без всякого принуждения. И, сам того не подозревая, успел уже очень о многом ей рассказать.
— Да, я был рабом на вашем… как ты сказала? Фамильном судне! Да! — И он тряхнул головой, убирая волосы, попавшие в глаза. — Именно так. Может, скажешь, что не признаешь вот эту вашу… фамильную рабскую татуировку?
Альтия помимо воли вгляделась в роспись на его лице. Особой рабской татуировки в семье Вестритов отроду не водилось. Как и рабов. Одна из наколок на физиономии парня имела вид сжатого кулака. Альтия про себя решила, что такой символ Кайлу вполне подошел бы.
— У меня нет рабов, — сказала она. — И у моего отца никогда не было. В нашем роду считали рабство злом, которому не место на свете. Мы, Вестриты, никогда никого не клеймили. Это Кайл Хэвен причинил тебе зло, а моя семья ни в чем не повинна.
— Все ясно! Увертываешься! Точно как твой святоша племянничек! Уж он-то видел, как над нами изгаляются! Как вспомню хренова ублюдка Торка… Он являлся к нам в трюм по ночам и насиловал женщин прямо у нас на глазах! Одну так совсем насмерть убил! Она стала кричать, и он ей в рот тряпку засунул. Так и задохлась прямо под ним, пока он ее трахал. Встал, штаны поддернул и ушел посмеиваясь, а ее оставил мертвой лежать! Она была прикована рядом со мной, всего через два человека. И мы на все это смотрели, а поделать ничего не могли! Утром пришли матросы, забрали ее и выкинули змеям за борт. — Пленник сузил глаза и пристально оглядел Альтию. — Это ты должна была бы там лежать враскорячку! В цепях и с тряпкой во рту! Моя бы воля, хоть один из вас обязательно бы через это прошел.
Альтия на мгновение даже прикрыла глаза. Картина, угодливо нарисованная воображением, была пугающе яркой. Янтарь, стоявшая у поручней, отвернулась и стала смотреть вдаль.
— Сбавь тон, ты, — хмуро посоветовал Брэшен. — Не то сам тебя за борт отправлю!
— Да пусть его, — отозвалась Альтия. — Я понимаю, отчего он так. Пусть говорит. — И вновь обратилась к пленнику: — Кайл Хэвен очень дурно обошелся с нашим семейным живым кораблем. Это я признаю. — Она скрестила взгляды с пиратом, глаза у них горели одинаково. — Вот поэтому я и хочу вернуть ее. И когда мне это удастся, никаких рабов на ней больше не будет. Вот и все. Посоветуй нам, где отыскать Кеннита. Мы хотим предложить ему за «Проказницу» выкуп. Больше нам ничего от него не нужно. Только корабль. И моряков из нашей команды, если кто-нибудь из них уцелел.
— Не очень-то много их, стервецов, осталось на свете! — ответил пират. Примирительные речи Альтии на него не слишком подействовали. Скорее наоборот: мягкое обращение вызвало у него желание куснуть в ответ, да побольнее. — Большую часть мы перебили еще прежде, чем Кеннит успел на борт взойти! Я сам грохнул двоих, так-то вот! Эх, денек был, вспомнить приятно! Люди Кеннита все руки себе отмотали, кидая жмуриков змеям. А слышала бы ты, как визжал при этом корабль!
Он жадно смотрел Альтии прямо в лицо, ища знаков обиды и боли. Что ж, она и не пробовала притвориться бесчувственной. Она медленно опустилась на пятки. Следовало посмотреть правде в глаза. Да, она отрекалась от злодеяний Хэвена, но живой корабль, на котором он перевозил рабов, оставался членом ее семьи. Несчастных невольников купили на деньги ее семьи. И команда, заклепывавшая на них цепи, была командой ее отца. Альтия чувствовала за собой не то чтобы вину; вина была осознанием ее собственных прегрешений. То, что она ощущала сейчас, следовало скорее назвать тягостной и страшной ответственностью. Надо ей было остаться дома и биться с Кайлом до конца. Каков бы ни был этот самый конец. Надо было ей лечь костьми, но не допустить, чтобы «Проказница» ушла из Удачного ради столь грязного и бесчеловечного предприятия.
— Так где бы нам отыскать Кеннита?
Парень облизнул губы.
— Корабль, значит, возвернуть хочешь? А не получится. Кеннит твою «Проказницу» захватил, потому что так ему захотелось. Он пожелал ее, а она желает его, вот! Она сапоги ему облизала бы, если бы могла до них дотянуться. Он ее языком убалтывает, как дешевую шлюху, а она знай уши развешивает. Я сам слышал, как он разок ей сказки на ночь рассказывал. Про то, как им будет здорово и хорошо вместе пиратствовать. А она ахала и восторгалась! Ты что думаешь, она спит и видит, как бы вернуться к тебе? А ху-ху не хо-хо? Не пойдет она назад, сколько ты ее ни упрашивай. Она у вас достаточно нахлебалась, когда ее невольничьим судном сделали. Теперь она носит флаг Кеннита, такой же, как у нас на корабле, и страшно этим гордится! — Пленник смотрел на Альтию, наслаждаясь эффектом своих слов. — Да, Проказница твоя чуть умом не рехнулась, когда в нее напихали рабов. Она была так благодарна Кенниту, когда он ее освободил! Не пойдет она обратно к тебе, помяни мое слово! Да и Кеннит выкупа за нее не возьмет. Уж больно она ему по сердцу пришлась. Он сам говорил, что всю жизнь мечтал прибарахлиться живым кораблем. И вот — довелось.
— Лжешь!!! — жуткий рев Совершенного едва не снес Альтию с ног. — Ты, лживый мешок дерьма! Отдайте мне его! Отдайте! Я его заставлю правду сказать!
У Альтии голова пошла кругом, она медленно выпрямилась, только думая, как бы не упасть. Слова пленного пирата были сравнимы с хорошим ударом по уху, и вот Совершенный нанес почти такой же удар, наверное для равновесия. Все вместе пробудило в ней некий затаенный, глубоко запрятанный страх. Альтия ведь представляла себе, что Проказницу, должно быть, сильно изменило пережитое в плавании с грузом «живого товара». Но… чтобы настолько? Чтобы она обратилась против членов собственной семьи и стала биться против них, объединившись с кем-то другим?
Немыслимо. Хотя…
Ведь и сама Альтия пошла против своей семьи. А поводов для этого у нее было, прямо скажем, не в пример меньше.
Ее охватила кошмарная волна ревности, разочарования и чувства предательства. Вот так, должно быть, чувствует себя жена, застукавшая мужа с любовницей. Так чувствует себя мать, чья дочь заделалась проституткой. Да как могла Проказница на такое решиться? И как могла она, Альтия, так жестоко ее подвести? Что теперь будет с их прекрасной любимицей, поддавшейся дурному влиянию? Станут ли они когда-нибудь едины, как прежде? Испытают ли былое единение духа и сердца, летя с попутным ветром над морскими волнами?
