— Вы сами говорили, что можете не суметь совладать с противником, если он окажется не простым смертным.
— Но даже и в этом случае, Ваше Величество, вы должны не броситься к ним за помощью, растерянный и не знающий, что происходит, вы должны, в самом крайнем случае, явиться со словами «арестуйте такого-то, в данный момент находящегося в таком-то городе и доме». Выражусь просто: покажите им, что вы чего-то стоите как союзник, а не как ставленник.
— Положим, убеждать меня долго вам не придется, — вздохнул Рудольф. — Мне и самому не слишком приятна мысль о том, что придется снова беседовать с кардиналом, а тем паче, на такую неприятную тему… Вижу, однако, что с той минуты, когда я рассказал вам о происходящем, вы стали несколько уверенней в собственных силах. Неужто у вас уже появилась версия, госпожа фон Рихтхофен?
— Прежде я хочу уточнить одну деталь, — не ответив, отозвалась она, — касающуюся сказанного одним из ваших рыцарей. Он заметил, что не слышал звука открывающихся дверей, которые обыкновенно слышны всей страже на этаже. Это так?
— Нет, не всей страже и не по всему этажу, но незамеченным открывание дверей не остается. Скрип петель слышен довольно сильно. Отец просто не обременял себя такими пустяками, а я, заметив этот факт, умышленно не даю указаний смазывать петли более необходимого для сохранности железа, и теперь никто не сможет попасть в сокровищницу так, чтобы этого не услышала охрана подле лестницы. Точнее, — покривился Рудольф недовольно, — до сих пор я полагал, что это так.
— Я хочу осмотреть двери, — потребовала Адельхайда. — Я должна собственными глазами увидеть замок и эти пресловутые петли. Найдите способ удалить от сокровищницы стоящих там стражей.
— «Найти способ» несложно — слава Богу, я все же хозяин в собственном имении, и пока еще мои приказы здесь исполняются. Но что вы ожидаете там увидеть?
— Встретимся у дверей в сокровищницу, Ваше Величество, — вновь оставив вопрос без ответа, сказала она твердо, сняв накидку и перевесив ее на руку, и направилась к двери, услышав за спиною очередной тяжелый вздох.
Рудольф не окликнул ее, не повелел вернуться и объясниться, смирившись с принятым ею решением… Кое в чем все же правы своевольные князьки: Император и в самом деле устал. Именно сейчас, когда (и здесь прав он сам) требуется собрать все силы, когда назревают перемены, когда в любой миг может понадобиться деятельный, напористый, способный вдохновить правитель, он стоит на пороге того предела усталости, когда вот-вот будет готов на всё махнуть рукою и сдаться. Ведь прав был и покойный Карл: нет в Рудольфе тяги к управлению. Есть некоторые способности, есть наработанные умения (все ж воспитывался не горшечниками), есть дарование к чему-то, но нет страсти, нет искры. И здесь дело не в возрасте — что это за годы для короля, сорок восемь? — дело именно в тех самых переменах, свалившихся на государство во множестве и разом, а стало быть, и на него самого.
Поместные правители, и не только непокорные курфюрсты, при малейшей слабине пытаются все упрямее урвать себе лишний кусок соседской или имперской земли, лишний кусок власти, лишний обломок серебра. Города все чаще забрасывают императора просьбами и жалобами, порою сетуя на подлинные нарушения собственных прав и беззаконные притязания или прямое воздействие на них силой, а порой попросту пытаясь заручиться поддержкой престолодержца в ничтожно мелких межцеховых и межсоюзных спорах. Курфюрсты все нахрапистей требуют новых и возвращения старых привилегий, злопамятствуя на то, что Император пресек начавшуюся войну с городами, приняв сторону горожан, а не своих выборщиков, и все чаще грозят немилостью папского престола. Прежнее противостояние Рима и Авиньона, разобщающее всю католическую Европу, лишь усилилось с годами, и сохранять мир меж подданными, кое-кто из которых поддерживал авиньонского Папу в открытую, становится все сложнее и сложнее даже при поддержке Конгрегации. Крестьянские восстания, вспыхивающие даже в тех областях, где никогда не было ни особенных притеснений, ни злоупотреблений, становятся все более организованными и беспощадными, и неприятное имя «Каспар» всплывает все чаще. Ереси, прежде прячущиеся по углам, становятся все более явными и жесткими, развязав открытый террор. Штейр три года назад; схваченный и сожженный вальденсами священник… Франкфурт, это лето; с невероятным трудом подавленное восстание пригородного крестьянства в сговоре с городскими цехами — десятки варварски убитых горожан обоих полов, разграбленные гильдии не присоединившихся, наряду с политическими кличами — призывы к религиозным переменам, члены участвующей секты даже не придумали еще себе названия и внятной идеи… Предместье Праги, буквально в двух шагах от Карлштейна; разграбленная и оскверненная церковь, двое убитыми — служка и случайный прихожанин, виновные даже не пытались скрыться, ждали, пока их повяжут, и выкрикивали в собравшуюся толпу все то, о чем давно шепчутся богемские «патриоты». Германские курфюрсты, тихо презирающие Императора за малость в нем немецкой крови, лишь малое из зол — наибольшая проблема именно местные блюстители «богемской чистоты», ненавидящие его за то, что крови этой, по их мнению, слишком много. За то, что богемское «Вацлав» сменил на германское «Рудольф», что благоволит германскому языку и духу, что большая часть рыцарства, служащего в Карлштейне, родом из Германии, что, в конце концов, столь тесно сошелся с германской Инквизицией и «продал исконную богемскую церковь немецким изуверам». Различить теперь, где кончаются политические комплоты и начинаются сектантские заговоры, почти невозможно — невзирая на собственные разногласия, отложив на потом свои конфликты, те и другие все чаще действуют сообща, но даже и разрозненные их деяния все больше расшатывают едва только установившийся порядок.
И вот теперь, на фоне столь малоприятных событий, эта история с картой. К сожалению — и к счастью.
Рудольфу именно сейчас, именно в эти дни, критически необходима встряска. Что-то, что выходило бы за рамки его обыденной жизни, что отличалось бы от всего того, в чем он варится все эти годы, что-то кроме донесений о сожженных монастырях и убитых налогосборщиках, кроме раздумий о политических перипетиях, что-то новое и не вполне ему привычное.
Лучшим выходом для правителя в его положении, конечно, была бы небольшая война — без особенных идей и затрат, быстрая и нехитрая, однако в данный момент на горизонте не виделось подходящих кандидатов. К счастью, престолодержец не обременен излишними предубеждениями, а посему личное участие в этом дознании должно занять его и увлечь. На какое-то время этого запала должно хватить…
