— Я? — поднял брови Маг. — Бог.
— Бог? — Тиран приподнялся на ложе и хлопнул в ладоши. — Схватите этого негодяя! — приказал он сбежавшимся телохранителям.
Разумное распоряжение, ничего не скажешь. Сначала схватить негодяя и только потом начать разбирательство, как он сумел проникнуть сюда мимо этих бездельников. Телохранители кинулись к Магу, но у него на этот раз не было необходимости притворяться человеком, и он мгновенно поставил вокруг себя защитную сферу приличного размера. Не добежав до него нескольких шагов, стражники наткнулись на невидимую преграду и в ужасе остановились, не смея решить, кто им страшнее — повелитель или бог.
— Н-никак… — пробормотал один из них, не смея поднять взгляд на властителя.
Тиран и сам видел это, поэтому не стал настаивать на приказе.
— Что тебе нужно здесь, бог? — прохрипел он.
— Зачем бог может явиться человеку? — усмехнулся Маг. — Не за взяткой же. Награда или возмездие.
Глаза тирана жестко блеснули.
— Награда, значит, — вскинул он голову.
— Ну почему же награда? — Маг призвал на помощь все свое самообладание, чтобы сразу же не размазать по стенкам этого наглеца. — Разве тебе не за что получать возмездие?
— А разве есть за что? — угрюмо спросил тиран. — Я — великий правитель, я достойно выполнял свой долг перед небом. Разве я забывал почтить своих богов? Что-то ты не похож на них.
— Мы, боги, не обязаны выглядеть так, как нас представляете вы, люди. По глупости вы не понимаете, что в любом обличье когда-нибудь можете встретить бога.
— Так ты — настоящий бог? — Недоверчиво переспросил тиран.
— Самый настоящий.
— За что ты хочешь наказать меня? — Недоверие в голосе властителя сменилось деловым подходом. Стоявший перед ним был сильнее, поэтому с ним следовало говорить иначе.
— Твои подданные ропщут на тебя, и их голос достиг небес, — высокопарно произнес Маг. — Небеса решили наказать тебя самой жестокой казнью, какую только можно придумать.
— Но если небеса выслушали этих крикунов, то пусть они выслушают и меня. — От непривычки к повиновению просьба властителя прозвучала приказом.
Это было разумное предложение. Маг не мог не согласиться с ним.
— Что ж, поговорим, — наклонил он голову. — Хотя не знаю, чем ты можешь смягчить свой приговор.
Тиран хлопнул в ладоши и потребовал, чтобы телохранители покинули дворик и остались у дверей снаружи. Вслед за ними он выпроводил и обоих рабов.
— Поговорим с глазу на глаз, — сказал он Магу. — Разговор великих не должен достигать ушей ничтожеств.
Уши ничтожеств не заботили Мага, но нельзя было признать, что такие разговоры удобнее вести наедине. Он уселся на край бассейна и приготовился выслушивать властителя. Неужели у этого тирана была хоть малейшая возможность оправдаться?
— Говори, — кивнул он. — Небеса слушают тебя.
Тиран медлил с началом, собираясь с мыслями. Он почти не глядел на Мага — все внимание он направил внутрь себя. Теперь, когда его жизнь была на исходе, что он мог сказать небесам, в чем отчитаться? Он устроился на подушках поудобнее, предвидя длинную исповедь.
— Молодым я не думал, что мне придется править своей страной, — в черных заплывших глазках промелькнуло мечтательное выражение. — Мне прочили путь ученого, я обучался у самого известного звездочета страны. Великий поэт учил меня стихосложению, а лучшие философы — познанию тайн мира. Однако, когда мне пошел двадцать шестой год, я был вынужден занять место на троне.
— Я правлю почти пятьдесят лет, — продолжил он. — Я был младшим в династии — мой старший брат пробыл у власти четыре года, а второй не усидел и двух лет. Глупый щенок — в голове у него были одни лошади и женщины. Третьего брата убрали даже до того, как он унаследовал власть. До братьев правил отец, он продержался на троне двадцать лет, но и он умер не своей смертью. После меня к власти пришел бы мой двоюродный брат — отпетый интриган и негодяй, на тринадцать лет старше меня. Но нет, решил я, не дождется он этого счастья.
— Как это понимать? — уточнил Маг.
— Нет, не убить его — тогда я еще не думал так, — нехорошо усмехнулся тиран. — Выжить самому, выжить и укрепить государство, навести в нем порядок, чтобы всякие выскочки и не помышляли о власти. До меня власть менялась так часто, что государственные дела были запущены, зато процветали интриги. Отравления были обычны, поэтому я заставил рабов пробовать каждое мое кушанье. Поверишь ли, бог, были времена, когда их умирало по нескольку в месяц. В конце концов мои враги потеряли надежду обойти эти проверки, и рабы перестали умирать. Однако мою еду пробуют до сих пор — каждый день, каждое блюдо.
Он поймал взгляд Мага, устремленный на стоявший на столике кувшин.
— Да, и это тоже. Правители соседних стран узнали, что у нас творится, и, конечно, решили поживиться, воспользоваться чужой слабостью. Мне пришлось вести сразу две войны, но занимался я не столько армией, сколько разоблачением очередных интриг и предательств. За всем нужно было следить самому — мне не на кого было положиться.
— Разве у тебя не было преданных людей? — спросил Маг.
— Сначала были, — подтвердил тиран. — Как по-твоему, бог, что враги делают с друзьями властелина? Они либо подкупают их, либо убивают. Мне не было и тридцати, когда я остался без преданных людей. Себя я еще мог оградить от покушений, но не своих друзей. Одних прикончили сторонники моего родственника, других я был вынужден казнить сам. Тогда я взялся за интриганов всерьез, казнил налево и направо, за любую мелочь, самыми жестокими видами казни, публично, чтобы видели другие. И тогда меня стали бояться.
— Ну зачем же такая жестокость? — поморщился Маг.
— Жестокость?! — Лицо тирана побагровело до свекольно-красного оттенка. — Казни своего лучшего друга за то, что он пытался отравить тебя, — и посмотрим, каким станешь ты, бог!
Он замолчал, его сжатые в кулаки руки затряслись.
— После этого прошло еще сорок лет, — напомнил Маг. — И все это время в твоей стране лились реки крови, люди сотнями умирали от голода и пыток. Нет несчастья, которое заслуживало бы такого мщения.
— Это было не мщение, — дернул головой тиран. — Это была необходимость. Вся страна, все люди были распущены и развращены длительным безвластием. Никто не хотел работать, все воровали, преступники обнаглели. Если я отдал указ рубить руку за малейшее воровство — то не потому, что стране не нужны были эти руки. Да, я ввел суровые наказания за ничтожные проступки, но не столько для того, чтобы покарать виновных, сколько для того, чтобы остановить остальных. И я своего добился. Мои наследники еще поблагодарят меня за это.
