— Всякое может случиться, — ответил Ваня. — Проект станции «Красные ворота» получил гран-при на всемирной выставке в Париже 1937-го года и стал образцом, на который ориентировались многие архитекторы — метрополитен Берлина вполне сравним… Так, куда идти дальше?
— Ой, — громко сказал Славик и эхо разнесло звук по огромному залу. — Это что, Вальхалла?..
Белый и золотистый мрамор, мозаика на полу, чаши факелов с живым огнем, множество вертикальных линий, подчёркнутых каменными прямоугольными колоннами, куполообразный потолок теряется в полумраке на огромной высоте.
Прямо впереди — лестница украшенная скульптурами: полуобнаженные герои с клинками в могучих дланях и девы в пеплосах и хитонах a la sauvage. Пришлось невольно понизить голос — это холодное великолепие подавляло, вынуждая чувствовать себя крошечным и ничтожным на фоне воплощенной в камень мощи.
— Если они ставили целью произвести впечатление на посетителей, это удалось в полной мере. Смотрите, надпись по кругу, — Иван указал на основание купола, где отсвечивали золотом огромные буквы: «Wenn Völker große Zeiten innerlich erleben, so gestalten sie diese Zeiten auch äußerlich. Ihr Wort ist dann überzeugender als das gesprochene. Es ist das Wort aus Stein». — Алена Дмитриевна, каков точный перевод?
— «Если народы внутренне переживают времена своего величия, то выражают они эти переживания и отражают их также во внешний мир. В этом случае их слово прочнее просто сказанного. Это слово из камня»… Цитатка-то известная, авторство сомнений не вызывает. Значит они ни о чем не забыли и ничуть не изменились. Мне это нравится всё меньше и меньше.
— Отступать поздно — не повернем же мы назад? Дорога только одна — по лестнице.
Наконец-то объявились высокоразвитые многоклеточные формы жизни в образе троих амблов с ничего не выражающими физиономиями — в светлых глазах никаких следов эмоций или мимолетной заинтересованности, ну чисто андроиды! Ждали наверху. Старший — в темно-сером кителе, галифе и кепи невиданного раньше образца, — молча кивнул: мол, давайте за мной. На петлицах неизвестный символ: рассеченная меридианами сфера и три оперенные стрелы.
Лестница вывела к очередной галерее с декоративными нишами в пилонах, по сторонам — двустворчатые двери, каждый проем высотой не менее трех с лишним метров. Прав был Славик — жилище богов и гигантов.
Провожатый дал знак остановиться. С неожиданной легкостью распахнул створки — ничего себе, похоже они цельнолитые, из черненой бронзы! Указал взглядом: ступайте.
Вряд ли таким кабинетом обладали самые влиятельные люди Земли — императоры, генералиссимусы и президенты сверхдержав не могли и мечтать о чем-то подобном: несколько сотен квадратных метров площади! Отделка контрастная — черный мрамор с искоркой перемежают матово-белые панели с выложенными цветным камнем вполне узнаваемыми античными сюжетами: похищение Елены, суд Париса, на плафонах с парными кариатидами возносятся гении Славы и насмерть бьются троянцы с греками Агамемнона. Откуда изливается свет — непонятно, лампы скрыты.
У дальней стены — аэродромных размеров стол, сразу за ним единственная стойка со знакомым штандартом: «schwarz-weiß-rot», трехцветное полотнище принятое в качестве национального флага Рейха еще при Бисмарке и старом кайзере Вильгельме I. Перед столом три сидения без спинок, стилизация под курульные кресла.
…— Фройлен, господа, прошу располагаться. К сожалению я не вправе называть вам свое имя, поэтому обойдемся официальным «господин рейхсляйтер» или, если вам будет удобнее, «Exzellenz», «ваше превосходительство». Так же спешу заверить, что у меня достаточно полномочий для ведения любых переговоров. Прошу вновь подтвердить ваш статус.
Рейхсляйтер? Вот даже как?.. В ранг «Имперского руководителя» возводились высшие функционеры, однако он не был напрямую увязан с занимаемой партийной или государственной должностью. Это своего рода титул, обозначавший принадлежность носителя к высшей элите — наподобие члена ЦК КПСС при советской власти, который мог заниматься чем угодно: от курирования внешней разведки до контроля над какой-нибудь заштатной «Главспецшерстью».
Рейхсляйтерами являлись настолько разные управленцы как министр пропаганды Геббельс, руководитель аграрного сектора Рихард Дарре и глава Гитлерюгенда Бальдур фон Ширах — титул носил скорее репрезентативную нагрузку, чем реально-политическую и давал понять, что его обладатель является Одним из Самых Главных.
Выхода нет, остается поверить.
— Основной код «Туман»… — Иван слово в слово повторил криптофразу, позволявшую проникнуть на эту сторону и посетить святая святых. — Дополнительно, ваше превосходительство, прошу принять это послание.
Exzellenz — пожилой господин не самого высокого роста, в коричневом полувоенном френче и ветхозаветных роговых очках, будто снятых с «нашей мымры» Людмилы Прокофьевны Калугиной из «Служебного романа», — не двинулся с места за столом-колоссом, украшенном писчим прибором из густо-лазурного с черными и полупрозрачными прожилками камня. Депешу пришлось подтолкнуть пальцами, чтобы она очутилась на другом краю столешницы.
Взяв богато декорированный костяной нож для разрезания бумаги, хозяин кабинета осторожно вскрыл конверт, извлек эпистолу, — Славик успел заметить, что текста всего-ничего, три или четыре строки.
Прочел. Отложил в сторону. Взглянул на Ивана поверх очков и с едва слышным вздохом откинулся на спинку кресла.
…— Как ни цинично это звучит, — проговорил его превосходительство, — наши предшественники даже после бурных и неоднозначных событий середины двадцатого века полагали, что однажды мы сможем друг другу пригодиться. Но, боюсь, не сейчас. Прошло очень много лет, мы стали полностью самодостаточны и в настоящий момент я не могу со всей определенностью сказать, что сотрудничество необходимо. Вы не в состоянии предложить нам ничего стоящего внимания и пристального рассмотрения.
— Соглашение о нейтралитете относится к шестидесятым годам, — сказал Иван по-русски и кивнул Алёне: переводи. — Неполная половина столетия в историческом масштабе — срок мизерный.
— Разве милейший полковник Фальке не сказал вам? — со снисходительной полуулыбкой ответил Exzellenz. — Второстепенной информацией он, вероятно, потчевал от души, но главного не открыл — выполняет старый договор с изумительной скрупулезностью… Понимаете ли, брать с вас подписку о неразглашении здесь никто не вправе — бессмысленно, остается положиться на слово. Вы ведь лица официальные?
— Я — официальное, — Иван утвердительно кивнул. — В свою очередь мои друзья представляют сообщество аргусов. Господин Антонов в какой-то мере является наследником знакомого вам барона Альберта фон Фальц-Фейна.
