Несмотря на события дня, а может быть, напротив, из-за них Шооран сразу уснул. Спал он тревожно, помня, где находится, но все же ему снился сон. Черный уулгуй пришел во сне и начал жаловаться:
— Зачем ты меня ударил? Я не обижал тебя прежде и сейчас хотел сделать тебе лучше.
— Разве это был ты? — удивился Шооран. — Ведь ты давно умер.
— Не все ли равно, кто это был? Я говорю о том, что тебе было бы лучше не приходить сюда. Зачем это тебе?
— Я иду в страну добрых братьев.
— Туда гораздо проще попасть другим путем. Но ты пошел здесь, ведь ты илбэч. Но нужно ли тебе быть илбэчем?
— Да. Я построил землю, и людям, хоть и под властью вана, стало чуточку легче.
— Это временно. Люди множатся быстрее, чем растет чавга. Подумай и о другом: мир конечен! Сейчас у людей есть надежда, что появится илбэч и даст им много земли. Если ты застроишь весь мир, ты отнимешь у них эту главную надежду. А если не застроишь, то к чему тогда все?
— Замолчи, — сказал Шооран. — Я знаю, что это сон, ты мне снишься, и твои слова — это мои собственные вопросы, на которые я не хочу отвечать. Я хочу проснуться. На мокром нельзя так безмятежно спать.
— С тобой ничего не случится, — сказал уулгуй. — На этом оройхоне не успела вырасти чавга, и нет еще и жирха. А Ёроол-Гуй не умеет подкрадываться тихо. Но, если хочешь, просыпайся. Вопросы все равно останутся.
Шооран вынырнул из сна и, хотя утро еще не наступило, и небесный туман даже не начал желтеть, встал и принялся собираться. Пора было идти строить дорогу.
Стена Тэнгэра казалась здесь еще страшнее. Должно быть, чем дальше от берега, тем хуже сопротивлялась она действию влаги. Шооран легко поставил оройхон, но не стал выходить на него. За три раза он привык к тому, как мгновенно вспыхивают при его приближении авары, и теперь ему было интересно посмотреть, что случится, если он не станет входить на пограничный оройхон. Все равно придется строить рядом еще один остров, огненного болота он больше создавать не станет. Хватит и прошлой встречи с Многоруким. Выкрутиться еще раз не удастся.
Второго оройхона Шооран построить не успел. Явился Ёроол-Гуй.
В начальный миг, когда рухнули неокрепшие суурь-тэсэги, и из крутящегося водоворота, полного камней и пены, полез бог далайна, Шоораном овладела паника. Он чуть не заметался, что было равносильно гибели, но вовремя вспомнил, что за спиной у него четыре оройхона, и лишь два из них огненные, так что он сможет уворачиваться от мерзкого божества сколько угодно. Шооран начал медленно отступать по поребрику, ожидая броска Ёроол-Гуя. Но тот по непонятной причине кинулся на только что поставленный пограничный оройхон. Это была большая удача, можно было уйти, не торопясь и ничем не рискуя, но Шоораном овладело странное, болезненное любопытство. Он впервые видел Ёроол-Гуя со спины, если, конечно, у того могла быть спина. Многорукий не полностью выполз на оройхон, какая-то часть, вытянутая и пульсирующая, свешивалась вниз. Здесь тоже были руки, узловатыми корнями они впивались в кромку оройхона, терзая и обрушивая ее. Но основная масса чудовища, невидимая отсюда, ползла по приграничному оройхону. Там что-то гремело и рушилось, словно Ёроол-Гуй вознамерился посуху добраться к стене Тэнгэра и собственными руками довершить то, что не успела сделать влага.
Шооран подошел ближе и вдруг стремительно ринулся вперед. Этого было нельзя делать ни в коем случае, на любой пяди земли невидимый глазу мог струиться осязательный отросток, тонкий как паутина зогга и прочный, словно канат, свитый из живого волоса. И все же, Шооран, подбежав вплотную к тому месту, где оройхоны соприкасались углами, спрыгнул вниз.
Илбэч ступил на пограничный оройхон, и немедленно авары полыхнули пламенем, по сравнению с которым любой человеческий огонь показался бы холодным свечением подземного слизня. Пламя ударило вползшего на оройхон Ёроол-Гуя.
С самого сотворения мира к облакам не поднималось такого столба дыма. Даже те давние события, когда, охотясь за Энжином, Многорукий три дня провел на аварах, не могли сравниться с тем, что произошло сейчас. Ведь тогда он едва ли на дюжину шагов вполз на горячие камни, а сейчас он был там весь, растянувшись на целый оройхон.
Вопль потряс окрестности. Кричал не бог, он оставался молчалив, кричали раскаленные камни, лопаясь от льющейся на них влаги и холодной крови. Из трещин вытекала лава, авары застывали уродливыми наростами и вновь лопались. Выл пар. Смерчем закручивался дым, вихрь рук, сплетшихся в воздухе, казался бушующим столбом пламени.
Со времен битвы за алдан-тэсэг не получал Ёроол-Гуй такой оплеухи. Никакие выстрелы из ухэра не могли бы нанести подобного вреда. Бог ледяных глубин столкнулся со стихией, мощь которой была сравнима с его собственной. Так же как и он сам авары не уставали и, лопаясь, лишь жарче палили огнем.
Теряя руки и ошметки плоти, Ёроол-Гуй сполз с негостеприимных тэсэгов и камнем ушел в глубину. Если бы Шооран мог видеть своего врага в эту минуту, ему бы почудилось, что тело Ёроол-Гуя уменьшилось едва ли не наполовину. Но Шооран не видел ничего. Закрыв лицо руками, кашляя и задыхаясь, он бежал, спасаясь от горького дыма, туда, где можно хоть как-то дышать.
Ёроол-Гуй не появлялся неделю.
За неделю Шооран поставил десять оройхонов, окончательно изнемог и едва волочил ноги. От красавца цэрэга оставалась одна, покрытая багровыми следами ожогов, тень. Так что, когда на седьмой день поутру с далайна донесся удар, возвещавший, что властелин вернулся, Шооран не испытал никаких чувств, кроме усталого сознания, что теперь можно отдыхать.
Десять оройхонов, расположенных по два, составили длиннейшую сухую полосу, пусть не слишком уютную, но зато совершенно безопасную. Шооран повернулся на другой бок и, хотя уже рассвело, сладко заснул под шумную возню Ёроол-Гуя. Он проспал сутки с гаком, а проснувшись, обнаружил, что Ёроол-Гуй по-прежнему восседает на суурь-тэсэгах последнего оройхона. День Шооран провел, бесцельно разгуливая по сухой полосе. Ёроол-Гуй думал о вечном. На следующий день у Шоорана кончилась вода, и он вышел на самый дальний от Ёроол-Гуя мокрый оройхон поискать чавги. Однако, эта земля была еще слишком молодой, чавга не успела созреть, и выжать воду из крошечных комочков не удалось. Можно было бы вернуться к дому старика, где Койцог, конечно, даст и воду, и новый запас лепешек и сушеного наыса, но Шооран не хотел совершать переход по огненному болоту, когда Ёроол-Гуй так близко. Скрыться там было бы попросту некуда.
Тогда Шооран решил согнать Ёроол-Гуя с насеста. Осторожно, по поребрику дальних от Ёроол-Гуя оройхонов вышел к далайну и начал строительство. Он заранее готовился к болезненному удару, который получит, когда Ёроол-Гуй начнет ломать незавершенную землю, но Многорукий не двинулся с места, и новый оройхон встал прочно. На следующий день мучимый жаждой Шооран (он уже два дня ничего не пил), потеряв осторожность, вновь взялся за строительство. Придвигаясь к лежбищу гиганта, он поставил еще два острова. Теперь три оройхона прикрывали достаточный кусок суши, чтобы один из прежних оройхонов стал чистым. Шооран начал ждать воды. Она ударила из расщелин бурлящими фонтанами, мутная, еще смешанная с нойтом. Через несколько минут потоки посветлели, грязь уплывала к границам, плодородной землей оседала на полях. Шооран словно первый бовэр на пустом оройхоне фыркал в ручье и радостно ругал себя, что не выстроил сухого оройхона раньше. Имея сухой оройхон, он мог чувствовать себя совсем спокойно. Воды у него теперь сколько угодно, а припасов хватит, чтобы дождаться появления первых побегов хлебной травы. Тонкие и нежные, они были годны в пищу, хотя обычно никто не использовал их так расточительно.
