— Непременно скажу Саргассу, чтобы лучше следил за уборщицами, — пообещала Эмили, и на этом инцидент был исчерпан. Возвращаться к обсуждению новых нарядов никто из собравшихся благоразумно не стал, зато все трое отдали должное бутербродам, успевшим немного поостыть, но всё равно восхитительным.
Потом они в том же составе перебрались к Веттели и до позднего вечера коротали время, болтая о пустяках, хотя, по-хорошему, кое-кому следовало бы подготовиться к завтрашним урокам. Но от этой проблемы кое-кто отмахнулся очень легко: «А, ерунда! Тетради у меня проверены, а новую тему задам читать по учебнику. В конце концов, для чего-то их пишут?»
В общем, день, имевший такое ужасное начало, закончился для Веттели очень даже неплохо.
Фея явилась в среду, препоясанная шнурком и загадочная до невозможности. Прошлась по кафедре, заложив руки за спину, минуту-другую посопела носиком и объявила:
— Всё! Решено! Ты был столь любезен, пригласив меня на свой урок, что я просто обязана сделать ответный жест! Я приглашаю тебя К НАМ! Сегодня же, после пятичасового чая.
Веттели поднял голову от классного журнала, непонимающе моргнул (надо заметить, после шестого урока он всегда плоховато соображал).
— Очень любезно с твоей стороны, Гвиневра, я счастлив твоё приглашение принять. Но уточни, пожалуйста: «к нам» — это куда?
В ответ фея вдруг насупилась, очень простонародным жестом почесала в затылке, будто надеясь расшевелить умные мысли.
— А знаешь, ведь это философский вопрос! Как бы тебе объяснить?… Помнишь, однажды ты по глупости сказал, что нас, фейри, осталось очень мало? А я возразила, что нас ровно столько, сколько было всегда, просто мы, по некоторым своим соображениям не спешим вам, людям, показываться на глаза. Вспомнил это наш разговор?
— Да, я его и не забывал.
— Умница! Значит, должен понять! Я приглашаю тебя туда, где все мы обитаем. Даже не знаю как это лучше определить… Может, немного другой мир, может, другая сторона этого мира? Готов взглянуть на свой любимый Гринторп с другой стороны?
— Да! — от восторга Веттели чуть не опрокинул чернильницу на чужой журнал. Таких чудес в его жизни ещё не случалось… но как же Эмили?
— Нет! — твёрдо ответила фея, не дожидаясь вопроса. — Мы не сможем взять её с собой. Только не подумай, будто я плохо отношусь к твоей женщине! Она по-своему мила и умеет лазить через заборы, а это в наши дни дано не многим леди. Но, к сожалению, в ней нет ни капли старшей крови. Не повезло бедняжке с роднёй. Другая сторона для неё закрыта… Нет, попасть туда она сможет легко, если я проведу. Вход к нам свободный… И выход тоже, никто её силой держать не станет, разве что самой приглянется кто-то из ши… ох, да шучу я, шучу, не нужно так бледнеть! Она тебя любит до умопомрачения, ни на кого другого и смотреть не станет. Нет, на той стороне её ждёт проблема другого рода. Видишь ли, у нас там немного иначе течёт время. Как ему самому хочется, так оно и течёт. Но старшая кровь позволяет им управлять, а если её нет… К примеру, мы с тобой уйдём после пятичасового чая, вернёмся к ужину. А Эмили уйдёт сегодня, погуляет вместе с нами пару часов, а вернётся — и окажется, что прошло десять лет, тебя давно нет рядом, и школа закрыта на висячий замок и опечатана сургучом… никакое не пророчество, просто ляпнула первое, что в голову пришло, ничего с твоим любимым Гринторпом в ближайшее столетие не случится, я надеюсь. Может вообще выйти наоборот: она вернётся, а его ещё не построили… Одним словом, Эмили туда нельзя, лучше потом ей всё расскажешь… Согласен? Вот и славно! Встречаемся у тебя в комнате в половине шестого! Постарайся не опоздать, увлёкшись горячими вафлями с ванильным соусом… нет не пророчество, просто была на кухне, услышала разговор поваров… Ну, пусть будет «подслушала», если тебе так больше нравится. Когда ты станешь старше и мудрее, то поймёшь, что «грубить» и «называть вещи своими именами» — это не одно и тоже… Ладно, не обижаюсь, ты же такой милый! Почти как Огастес Гаффин… Да не похож, ничуточки не похож, это я нарочно тебя дразню… Всё, мне пора, встречаемся в твоей комнате после вечернего чая!
Ещё никогда в жизни он не ждал пятичасового чая с таким нетерпением.
Немилосердно долго тянулся последний урок, и Веттели начал всерьёз подозревать, уж не научилось ли время и с этой стороны течь так, как ему самому заблагорассудится, не сообразуясь с установленным миропорядком. Главное, что он не был одинок в своих ощущениях. Настал момент, когда с последней парты раздался горестный стон:
— Ох, да что же звонка-то всё нет? Заснули они там, что ли?
И вместо того, чтобы призвать нарушителя дисциплины к ответу, как того требовал служебный долг, Веттели машинально вздохнул в ответ:
— И не говорите! Просто издевательство какое-то!.. Тьфу, что я такое несу! Я должен был сказать, что учение — свет, а неучение, соответственно, тьма, поэтому вы должны радоваться каждой лишней минуте урока, ниспосланной вам добрыми богами! — он поспешил исправиться, но прозвучало очень неубедительно, в классе хихикнули. — А кому весело — сейчас расскажет нам о кровеносной системе! — пригрозил он, и порядок был восстановлен, эту тему отчего-то никто не любил. Может быть, оттого, что именно её им пришлось изучать по учебнику, когда «кое-кто» не удосужился подготовиться к занятиям?
Собственное предположение Веттели очень польстило. Получалось, будто он такой замечательный педагог, что его объяснения действительно приносят ученикам пользу. Кто бы мог подумать!
Всё-таки окаянный урок закончился, как раз в тот момент, когда учитель окончательно потерял терпение и собрался послать ученика удостовериться, что служитель, приставленный к звонку, в самом деле, не заснул.
…Услышав, что её «на ту сторону» не берут, Эмили сначала обиженно сказала «у-у-у!», но узнала причину и больше не спорила, только велела Веттели быть осторожным и следить за временем, «а то мало ли что», и на прощанье поцеловала так, будто не в гости провожала, а на фронт.
— Ну, наконец-то! — возмущённо приветствовала фея, вылетая навстречу из его комнаты. — Я жду-жду, жду-жду, а ты всё трапезничаешь! Поторопиться не мог!
На часах было десять минут шестого, еду Веттели заглотал, как удав, — на дорогу и то больше времени ушло, но Гвиневра всё же осталась недовольна. Впрочем, настроение её всегда было переменчивым, как весенний ветерок, минуту спустя она уже позабыла о своих упрёках и сделалась мила, как настоящая гостеприимная хозяйка. Уцепив двумя руками за указательный палец, провела его в собственную комнату, усадила на кровать и сделала широкий приглашающий жест:
