Надя отступила к самому обвалу, так что каменное крошево захрустело под ногами, и протянула мысленные руки, ощупывая коридор по ту сторону. Грохотали обломки рельс — Скрипач гнался за ней, швыряя в стороны всё, что преграждало ему путь.
Надя судорожно провела руками по темноте и ощутила тонкое присутствие жизни. Сабрина осталась в отрезанной части коридора и точно так же припала к обвалу, касаясь ладонями обломков.
— Уходи на поверхность, — прошипела Надя, отталкивая её мысленными руками. Сил оставалось всего ничего — на самом донышке, их хватило только чтобы указать ей дорогу наверх. Скрипач был ещё ближе.
Она развернулась, лопатками вжимаясь в стену — Наде в лицо полетела бетонная пыль. В низком коридоре ему было тесно, плети проводов в исступлении хлестали по стенам, превращая кирпичи в труху. Белое, разрезанное наискось лицо глянуло на Надю из темноты под потолком. Подрагивающие провода паутиной залегли у её ног.
— Ну что, попалась, мушка?
Один провод потянулся к ней и рванул с шеи связку амулетов. Безделушки брызнули в разные стороны, только пластиковая летучая мышь осталась у Скрипача. Он посмотрел на неё, как охотник на превосходный трофей.
В тишине подземелья Надя услышала, как в заваленных коридорах бьются те, кто был с ней вместе. Глухие удары из-под земли, должно быть, услышал весь город. Их голоса уже не различимы, мысленные руки до них не дотянутся, и не хватит сил, чтобы разобрать завалы.
Ей нечего было терять. Надя позволила арматуре прорасти внутри человеческого тела. Волна горячей речной воды ударила в основание черепа, вышибая последнее человеческое дыхание из горла. Пока она отступала в самый угол, Скрипач крался следом, лениво, играючи. Понимал, что никуда ей не сбежать.
Она прыгнула из темноты и вцепилась когтями в белое лицо. Бетонная пыль залепила глаза и рот. Скрипач взвыл, Надя захрипела — когти вошли в самое густое переплетение проводов. Внутри него было столько холода и злости, что боль переполнила её неживое тело и хлынула наружу. Её сознание померкло.
Эхо страшного воя сотрясло уцелевшие коридоры, и хрустнули прогнившие перекрытия. Скрипач дёрнулся, отбросил Надю к стене. Она не успела защититься. Сверху полетели камни, высекая кровавые брызги из её спины.
Коридоры рушились — в ярости он забыл, что собирался оставить её себе. Их разделила груда битого камня, и совершенная темнота на сотни шагов вокруг.
Красные аварийные лампы подсвечивали станцию метро, погружённую в безвременье. Мёртвый поезд замер, наполовину выбравшись из тоннеля. Двери были открыты или выломаны — внутри мигали лампы.
«Проспект Рождественского» — буквы надписи раскрошились. На светлом мраморе валялись брошенные в панике вещи. Сабрина вышла из другого тоннеля и побежала вверх по заснувшему эскалатору.
Над городом выли сирены. Ночное небо окрасилось в траурно-алый. Она слишком долго бродила по запутанным подземным коридорам, и она опоздала — над домами тянулся горький дым. Что-то было не так с городом.
«Слишком много неба», — поняла Сабрина.
Центр был похоронен под обломками высоток. Сабрина шла по притихшим улицам, мимо домов, покинутых жителями в спешке — дикий ветер выбивал стекло из оконных рам, расшибал тяжёлые двери. По асфальту бежали трещины, будто его скребли огромными когтями.
Она вышла к дальнему району. Прямо на проезжей части стоял огромный тетраэдр волнореза. Чуть дальше — груда покорёженных машин.
— Человек?
Навстречу ей вышли двое в старой военной форме — с автоматами наперевес. Ещё сильнее потянуло горьким дымом, жжёной резиной.
— Я её знаю, — сказал один из них, стянул с лица маску, и Сабрина узнала парня из ополчения. — Давай за баррикаду. До волнорезов он не дошёл.
За баррикадами горели костры из автомобильных покрышек, но зато сюда не пробирался сизый туман, пальцы которого тянулись по улицам из центра.
— Ты как здесь?
— Я была под землёй, — сказала Сабрина, потому что не видела смысла лгать. Никто не пожелал уточнять, что она делала под землёй.
— Он вылез в районе железнодорожного вокзала, — сказал Данил, протягивая ей фляжку. — Злой, как чёрт. Разгромил всё, до чего только дотянулся. Ничего его не брало. Пришлось отступать. Вообще-то мы давно готовились держать оборону здесь. Здесь удобнее всего — улицы просматриваются до самого конца. Волнорезы его сдержали почему-то. Видимо, не врут старые книжки.
Он замолчал. Вместо того чтобы пить, Сабрина зачем-то плеснула воды на ладонь и стёрла с лица бетонную пыль. Она снова оглянулась на центр. Языки пламени отражались в низком небе.
Она пришла в себя в абсолютной темноте и тишине. Сверху давило — она потянулась мысленными руками, но там была только земляная толща. Надиных сил не хватило, чтобы преодолеть всё расстояние до поверхности. От усталости она чуть не провалилась обратно в ту темноту, из которой вырвалась.
Внизу были обломки шпал и железобетонных конструкций, камни, земля, заваленные коридоры. Внизу были те, кто вместе с ней шёл на битву. Надя коснулась их мысленными руками, ощутила знакомые черты, шёпотом позвала. Никто не отозвался.
Земля вздрагивала под далёкими ударами, но сюда доходила только слабая вибрация. Надя лежала, собираясь с силами. Нельзя было растрачивать их на страх и обиду.
Она лежала, слушая землю. Едва ощутимо журчала подземная река, прогудел и стих поезд метро. Надя потянулась снова — вверх, вверх, пока не превратилась вся в тонкую ниточку.
Ей удалось. В земляной толще мысленные руки нащупали семечко — холодное, заснувшее. Всё Надино тело вздрогнуло в железобетонной могиле и поползло по тонкой тропинке вверх, к спасению.
Она уместилась в семечке, как зверь умещается в зимней норе, скорчившись до эфемерной боли. Жизненного тепла осталась капля, и Надя выдохнула его, оставаясь совершенно мёртвой. Она тут же ощутила, как наполняется теплом земля вокруг.
Растение дрогнуло, просыпаясь. Крепкий росток вырвался наружу. Земля вокруг была доброй и влажной. Чуть выше, в переплетении ещё живых корней, Надя уцепилась за один, жадно впитала живое тепло.
Побег тянулся выше. Он рванулся, пробивая жёсткую корочку дёрна, и оказался на воздухе. Кругом шумела трава и было столько жизни, что у Нади закружилась голова. Она ощутила тонкую кору побега и мягкие ещё шипы и обессиленно упала в темноту, позволяя растению увлечь себя к солнцу.
На пустыре за городом жёсткая трава проросла через остов старого дома. Надя очнулась лежащей на кирпичных обломках. Она встала, всё ещё не веря в спасение, сделала два неуверенных шага. Колени подогнулись, и она снова оказалась на земле.
