Пока что ей больше всех нравился мальчишка-армянин с тонкими чертами лица и грустными черными глазами нечеловеческой величины. Ну, не то чтобы прямо так и нравился… (Она, может быть, и влюбчивая, но не настолько!) Даже не отдавая себе отчета, Яна постоянно выискивала посреди толпы необычные одухотворенные лица — стоило заметить хоть одно, и тут же хотелось схватить карандаш и начать его рисовать, чтоб задержалось хоть на минуту, не стиралось из памяти… А Сережка опять мрачно сопит, имитируя паровоз, и мечет на нее подозрительные взгляды — ревнует, надо понимать. Как же ему объяснить, что здесь ничего предосудительного, чисто эстетическое удовольствие от созерцания человеческой красоты. Не поверит же, бесполезно и пытаться: "Знаем мы ваше эстетическое удовольствие!" Некоторые лица из тех, что ей нравятся, даже красивыми с общепринятой точки зрения не назовешь… И всё равно она их безошибочно выделяет наметанным глазом.
Знакомство с этим врубелевским мальчиком у них завязалось оригинально: он церемонно-вежливо, без модной нынче развязности спросил, как ее зовут. Янка со смешной заминкой ответила, что Яна.
— Вагажан, — внушительно представился он.
— А-а… Хорошо.
— Нет, не хорошо! А ну, теперь повтори, — и надо же, нисколько не обиделся, улыбался от души. (Видно, давно к такому раскладу привык.) Пришлось сознаваться, что она это его нерусское имя просто не запомнила, и повторить несколько раз: "Вагажан, Вагажан…" Как глуповатый молодой попугай. А затем весь вечер обыгрывали эту пикантную ситуацию на все лады: не было лучшего развлечения, чем в самый неожиданный момент спросить: "Как меня зовут?"
Сережка на нее больше не отвлекался — похоже на то, что начисто забыл о самом факте Яниного существования. Стоял себе в сторонке и основательно беседовал с неопрятными на вид, лохматыми и художественно ободранными парнями — явная помесь хиппи с байкерами. Хотя раза два, когда они начали словно бы ненароком поглядывать в ее сторону, у Янки возникло острое подозрение, что речь идет именно о ней…
Вот Эдика она узнала сразу, еще по цирковым выступлениям на аэробике. (Такие ужимки разве с кем-то спутаешь!..) Тот даже поздороваться не успел — или не счел нужным? — и с преувеличенно задумчивой миной заходил вокруг нее кругами, комически разглядывая со всех сторон. Яна по привычке насторожилась, готовясь дать достойный отпор: насмотрелась уже на таких за свою богатую жизненную практику! Начиная с любимого братца, когда тот делает примерно такой же многозначительный фейс, и заканчивая Галькиным красавчиком Андрэ. Сейчас и этот каратист несчастный выдаст что-нибудь дивно остроумное, только держись! И не угадала: Эдик поразительно мирно у стоящего рядом народа поинтересовался:
— Как бы ее назвать?
— Барби, — пронзительным птичьим голосом отозвалась чересчур рыжая девочка, с головой цвета морковного пюре. (Пожалуй, самая здесь нормальная, с одной только проколотой верхней губой. На девчонке были облегающие брючки из черного атласа и трикотажный свитер с вот-такенным декольте, на шее болтался серебряный медальон величиной с кулак. Экстравагантная особа.)
— Точно! — Эдик в знак согласия приподнял кверху указательный палец, Янка изо всех сил запротестовала:
— А можно как-нибудь по-другому?
— Лялька?.. — неуверенно протянул "каратист несчастный". Но вцепившаяся в его локоть рыжая девчонка с ревнивым блеском в чрезмерно оттененных розовым глазах перебила:
— Поздно, теперь ты Барби! И считай, что повезло: вон Витек у нас Зомби.
Оказалось, именно тот ненормально худой бритый персонаж с лицом, похожим на изможденный череп, что поразил Яну в первую минуту знакомства. В самую точку, ничего не скажешь! А вид у него что-то не совсем адекватный, заметно прикумаренный — наркоман, что ли?.. Янка встрепенулась и принялась внимательно (а по возможности еще и незаметно) всю эту разношерстную компанию изучать. И решила, что просто почудилось, все остальные выглядели вполне обычно и приземленно. (Конечно, если не считать одежды кричащего вида, татуировок, волос и изобилия всяческого металла в самых неожиданных местах.) Но то, что они не заторможенные — это точно. Рано тревогу забила, отбой…
Демонстрируя безупречное воспитание, Яна ткнула пальцем в направлении Сережкиной спины и заговорщицки уставилась на Эдика. Тот в ее немой вопрос врубился далеко не сразу, на второй минуте:
— Кто, Серый? Камикадзе.
Сережка на знакомый ник в ту же секунду обернулся — так что отпали любые сомнения — и рыжая торжествующе объявила на всю Суворовскую:
— Ведётся!
Что-то в этой ситуации Янке смутно не понравилось, не было только времени спокойно сесть и разобраться, что именно. "Вы меня еще не знаете, но вы меня скоро узнаете! Нет, вы меня знаете с хорошей стороны, но скоро узнаете с плохой…" — назойливо завертелось в голове папино любимое из какого-то фильма. (Хотя какой там фильм, совсем квалификацию потеряла! "Похождения бравого вояка Швейка" Ярослава Гашека. Кстати, а не в честь него ли папа Ярика назвал?..)
Рыжеволосая девица, по всему видать, всё же признала ее за свою (а может, разглядела, что Яна не представляет для Эдика прямой опасности?). И принялась оживленно тарахтеть, захлебываясь словами и до смешного напоминая Гальку трескучими интонациями. Ишь, и слова вставить не дает! Янка быстро оставила любые попытки вклиниться в ее монолог и с интересом наблюдала, как изо рта новой знакомой непрерывной конвейерной лентой лезет сплошной поток слов. В этом одностороннем общении даже есть свои плюсы: можно не напрягаться и не выискивать общие темы для разговора, достаточно лишь покивать с участливым видом и в нужный момент удачно подать голос, поддакнуть с сочувствием. (Да и про Сережу таким макаром можно массу всего интересного разузнать, еще один бесспорный плюс! Например, откуда взялся этот прикол с Камикадзе — просто так или был какой-нибудь прен-цендент?)
В любом случае, лед был сломлен: воцарившийся сперва между девочками вооруженный нейтралитет плавно перешел в сдержанную симпатию. "Птичка-говорун! Отличается умом и сообразительностью, — посмеивалась про себя Яна, на всякий случай вдумчиво вникая в монолог рыжей: а вдруг еще пригодится? — Вот если взять Галькину напористость и уверенность в себе, приложить к ней Заину несусветную болтливость, а потом разбавить все это Юлькиными пацанскими замашками, то будет самое оно… Только утомляет с непривычки. — И великодушно подвела итог: — Закадычными подругами мы с ней вряд ли станем, а вот просто приятельницами — why not, почему бы и нет?"
Через десять минут она досконально разобралась, кто с кем в компании встречается, кто кого "кинул" или "продинамил", и как именно кинул, не исключая сугубо личных подробностей. Рыжеволосую болтунью, выяснилось, зовут Алена (для своих просто Рыжая), живет она на Таврическом, учится на втором курсе в "кульке" — училище культуры — по специальности "современные танцы". (Янка мимолетно позавидовала, стараясь не подавать виду: ничего себе специальность, сама б от такой не отказалась! И фигура у Рыжей классная, женственная и одновременно с тем спортивная — говорят, "танцоров" в училище культуры ежедневно гоняют до седьмого пота, пока те с ног не свалятся.)
