К моему человеческому облику раса рано отнеслась, на удивление, равнодушно и даже с некоторым интересом. Первым я, разумеется, угодил в лапы Джула, который отнял у меня целый вечер, изучая мой второй облик, неустанно им восхищаясь и без конца засыпавший меня вопросами. Преисполненный воодушевлением, он даже хотел ощупать меня своими напалечниками, но эту просьбу я решительно отверг. Ибо внезапно я начал понимать, что это тело — всё, что у меня осталось, как ни странно, от меня самого. Облик таисиана, мной столь любимый, внезапно стал казаться чужим и неуютным. Возможно, потому, что я провёл в нём слишком много времени. А возможно, что и по той причине, что этот облик рано, пользуясь бесчисленным количеством возможностей, пока я был без сознания, изучили вдоль и поперёк.
Последние мысли внезапно стали меня особенно тяготить и угнетать. В итоге любые физические контакты с расой рано стали для меня пугающими и отвратительными. Особенно остро это проявлялось с Анаму, который, казалось, совсем забросил свою библиотеку и теперь буквально не спускал с меня глаз. К сожалению, поскольку летал по городу я на его ферсте, у него было большое количество возможностей случайно вступить со мной в физический контакт. Он прекрасно видел, до какой степени меня это нервировало, но ему, казалось, доставляло наслаждение понемногу играть на моих нервах. Вкупе со всё более гнетущим ощущением, что спустя столько времени я так же далёк от своего дома, как и в первый день пребывания в этом мире, это навевало ещё большую безысходность.
Подтвердились и мои опасения касетльно солнц, жар которых мог быть крайне опасен для моей кожи. Несмотря на то, что на улице я предусмотрительно не снимал капюшона, и вообще большая часть моего тела была закрыта, буквально на следующий после размещения вимрано день я умудрился обжечь свои ладони. Во время наполнения водой сосудов, когда, собственно, руки творили воду в магическом жесте, я ощутил, как тыльные стороны ладоней нагреваются всё сильнее. Я стойко вытерпел, однако под конец ритуала жгло так, что уже было больно. Я и дома-то из-за северных корней и, как следствие, чрезмерно бледной кожи очень тяжело переносил солнечные ожоги. И то — обожжённая солнцем кожа начинала болеть хотя бы через несколько часов. Здесь же ожоги начинали причинять боль немедленно.
Мне не удалось скрыть свои ожоги от Анаму, который снова сопровождал меня. Бесцеременно схватив меня за руку, он с нехорошим прищуром изучил ожоги.
— Замазать надо? — спокойно осведомился он.
— Нет, я сам себя залатаю, — с вызовом ответил я, вырывая руку. Во мне начал нарастать гнев: именно из-за этого я так отчаянно не хотел обращаться в человека, именно из-за того, что эта слабость в таких условиях сделает меня уязвимым к малейшему воздействию жара. Анаму, однако, достаточно сдержанно отреагировал на эту грубость. Жестом приказав мне следовать за ним, он повёл меня по улицам Кастильвы.
Пришли мы не куда-нибудь, а к дому самого Атихиса, с которым Анаму, оказывается, был очень даже хорошо знаком. И по итогу этого визита я оказался обладателем тёмно-синих перчаток из, вероятно, так же шкуры пуири с прорезями для кончиков пальцев. Испробовав несколько чар на месте, я с удивлением обнаружил, что они совершенно не мешают мне колдовать.
— Не стоит стыдиться своего тела, Дэмиен, — назидательно сказал Анаму, когда мы возвращались в поместье Йегероса, — ты не виноват в том, что родился именно таким.
На язык сразу запросился целый веер нелестных ответов, ибо эти слова всколыхнули полный букет моих комплексов, тянущийся со школьных лет, когда я буквально ненавидел своё тело за излишнюю полноту. Но в кои-то веки заставил себя промолчать. Ибо с правдивостью этого утверждения спорить бесмысленно. Да и сам Анаму, несмотря на все свои сомнительные развлечения, явно не желал мне зла.
Так же стоило отметить, что мне не хватало одного дня в седмице, чтобы удовлетворить все нужды вимрано. Раз в три дня мне так же приходилось выделять вечернее время, чтобы заменить воду в домах, где жили дети вимрано, ибо им был остро необходимо постоянный источник чистой воды. Этот вопрос Агер не постеснялся пойти согласовать лично с Йегеросом, хотя подавляющую часть времени эти двое стралались держаться друг от друга подальше. Мне было всё равно: я уже давно понимал, что буду давать этим существам столько воды, сколько им нужно. Однако, когда я после одного из таких визитов решил навестить Агера, то стал свидетелем очень занятной сцены…
Глава 5.3
Глава 3. Споры и уговоры.
Мудрецы тем вечером, как, впрочем, и все вечера проводили в воде. И, стоило сказать, их внешний вид, как и, вероятно, самочувствие улучшались с каждым днём. Агер с Орлой и хозяйкой дома обретались в гостиной на втором этаже. И, поднимаясь по лестнице, я услышал, как спорят между собой альбинос и хозяйка…
— Агер, право слово, мне уже надоела твоя агрессия, — обвиняюще говорила рано, — я была не против помочь в нуждах города, и если владыка Йегерос попросит нас ещё о чём-то, мы будем только рады сделать всё, что в наших силах. И конкретно я не сделала тебе ничего плохого. Неужели тебе так трудно изобразить хотя бы равнодушие в мой адрес?
— Ничего не сделала? Вот только не надо врать! — мгновенно вызверился альбинос, — когда градоначальником был дед Йегероса, слуги в домах имели право на образование лишь в том случае, если им это позволяли их господа. Даром, что Коллапс вимрано уже произошёл, и наша раса стремительно теряла всё, что успела наработать. В итоге почти все слуги получили возможность отправить своих детей в школы — кроме моей семьи. И лишь когда на трон взошёл Вихмаро, посещение школы любыми детьми стало обязательным. Так за что мне тебя уважать, внучка Агайлы? За то, что твоя бабка цеплялась за своё богатство до последнего и пила кровь из всех, кто был в пределах её досягаемости?
— Это несправедливо с твоей стороны, — зеленокожая рано потемнела от гнева, — я не выбирала, в какой семье мне рождаться и воспитываться. У меня не было выбора, каким взглядам на жизнь мне обучаться — представь себе, моя семья решила это за меня. И если бы ты родился на моём месте — то вёл бы себя точно так же. Я, к слову сказать, сама не всегда была согласна с методами моей бабушки. Но из-за кризиса, который настиг всех нас, не могла высказывать свои взгляды открыто. Ибо мне банально некуда было идти.
— И что это меняет? — едко спросил Агер, — и так, и эдак все члены твоей семьи были кровопийцами. Даже Атихис по сравнению с вами — совестливый и благочестивый гражданин. И если бы не Вихмаро…
— Хватит поминать Вихмаро, — хладнокровно ответила хозяйка, глаза которой опасно сузились, — он, считай, лично выбил разрешение твоей матери ходить в школу. И как ты его за это отблагодарил? Лично прирезал? Или смотрел, как его убивают на твоих глазах, и искренне считал, что в этот момент правосудие торжествует?
Агер от такой наглости впал в оторопь. Его ладони сами собой сжались в кулаки, и на мгновение мне показалось, что он сейчас бросится на девушку. Но в этот момент Орла положила ему ладонь на плечо, и Агер тяжело опустился обратно.
— Видишь? — мрачно хмыкнула Аолин, — в этом твоя главная проблема. Представь себе, не для тебя одного в этом мире существуют неприятные, возможно, даже ненавистные вещи. Вот только, в отличие от тебя, остальные умеют придержать своё недовольство и работать на общее дело. А самое грустное, Агер, состоит в том, что ты имеешь возможность быть сильным и стойким — но в угоду своим старым обидам не считаешь нужным этого делать. Мне жаль тех, кто долгие аквоты был вынужден зависеть от твоей милости.
Агер вскочил со старого кресла и подскочил к Аолин, схватив её за руку. Но девушка лишь бесстрашно смотрела на альбиноса, и ни один мускул на её лице не дрогнул, хотя ей явно было больно.
— Агер, это уже слишком, — возмущённо начала было сестра альбиноса, тоже вставая…
