— По некоторым из пунктов я прохожу.
Они засмеялись.
— Ты не ответил — почему ты не забрал меня сразу? Зачем набросился на Алину? Акции повышал?
— И в мыслях не было. Я уже и жалею, честно говоря. Получилось, что я ее бросил.
— За последнюю неделю ты третий, кто это делает, — сказала Оксана. — Ты хотя бы ее не трахал перед этим. Она хорошая девочка, но очень несчастливая. Очень.
— Зачем ты тогда ее при всех обижала?
Она потушила сигарету.
— А я плохая девочка. Макс, давай еще раз перед сном?
Он улыбнулся, положил руку ей на живот.
— Только давай сзади, — попросила Оксана. — Сама запах сигарет ненавижу, не хочу тебе портить впечатление.
Она встала на четвереньки, Макс провел рукой по ее круглым ягодицам.
— Кроме того, с твоими размерами, когда ты сверху — я боюсь, что ты мне проткнешь грудную клетку, — сказала Оксана. И вздохнула, застонала, вцепилась зубами в подушку.
Через пятнадцать минут они наконец заснули.
З
Завтракали в «Новинском». Точнее, завтракал Макс. Оксана курила, пила апельсиновый фреш. «С утра не могу на еду смотреть». От кофе и чая тоже отказалась.
— Жизнь была веселая, — рассказывала она. — Я на четвертом месяце, муж трахает секретаршу. Денег оставляет сто долларов на месяц. В холодильнике баночка майонеза. С тех пор майонез видеть не могу. Мазала его на хлеб и ела. — Ксана разгладила накрахмаленную скатерть. — Переспала с одним знакомым. Пошла к нему работать. Был такой клуб для иностранцев — «27». Спрашиваю, почему двадцать семь. Оказывается, это член у него такой длины. — Она усмехнулась уголком рта. — В постели с ним было тяжело. Отбойный молоток. Я вот до сих пор думаю: из-за него я ребенка потеряла или из-за того, что пила каждый вечер. Пошла официанткой. А все официантки в клубе были на консумации. Разводили клиентов на выпивку.
Макс взял ее за руку. Рксана подняла на него глаза.
— Сочувствуешь?
— Восхищаюсь. Ты уцелела.
— Ну да. Хорошее слово. Уцелела. — Ксана покатала слово на языке. — Уцелела. Мне помогли. Помог хороший человек. Канадец. Вытащил меня. Не дал подсесть на кокаин. Многому научил. Когда мы познакомились, ему было под пятьдесят. Он мне протянул руку. Я ему в ответ два пальца, типа девочка-лицеистка. Я манерная была, мужики велись. Он мне сказал: «Руку надо жать так, как цепляешься за жизнь». Изо всех сил.
— Что с ним стало?
Оксана забрала у Макса вилку, наколола несколько листьев салата. Отправила в рот.
— Я его бросила. Он едва с собой не покончил. Ночевал у меня под окном. Умный, сильный, состоявшийся мужчина. Сам говорил, что так случится. «Я для тебя эпизод, — говорил. — Ты махнешь хвостом и исчезнешь. А у меня, может, ничего больше и не будет». А что я понимала? Мне было двадцать два. В голове одни мужики.
— Сейчас бы не бросила?
Оксана жевала салат, в ее глазах цвета морской лазури блестело лукавство. И, пожалуй, грусть. Самую чуть, грусть от понимания своих желаний.
— Бросила бы, конечно. Не из-за модного бандита, как тогда. Но бросила бы обязательно. У меня простые желания, Макс. Мне нравятся сильные, на много способные тела. Мне нравится, когда мужчина не стремится сделать из меня аксессуар. Или копилку для своего бесценного опыта. И еще он хотел детей. А я не могла ему их дать. И никому не смогу.
— Алина подкалывала тебя насчет консумации.
— Ага. Думает, что раскопала горячий фактик. Дурочка. Она как только уже не пыталась на меня повлиять. Откаты, подарки. Она не представляет, с кем я работаю, что такое венчурные фонды, для которых я провожу аудит. Мне мой мужчина за столом в ресторане дарит часы «Картье» — я пишу десять объяснительных. И еще устная беседа с куратором. Они тут в Москве думают, что азиатская бизнес-модель везде работает. С кем я пила в девяностых — американцам плевать. Если я возьму у Алины, мне закроют все двери. Везде и навсегда. — Ксана сверкнула бриллиантами, посмотрела на часы на руке.
— «Картье»? — спросил Макс.
— «Брегет». Те «Картье» я вернула. Когда я с мужчиной расстаюсь, он имеет право на свои подарки.
Макс улыбнулся.
— «Брегет». Понимаю.
— Чего ты лыбишься? — Оксана кинула в него смятой салфеткой. — У меня нет сейчас никого. У меня вообще бизнетрип, если хочешь знать. И встреча с важными людьми через полчаса.
— Тебе надо ехать. Пробки.
— Я на метро. За полчаса нереально. — Оксана порылась в сумке, протянула Максу визитку. — Здесь адрес. Заберешь меня часов в восемь?
Она нагнулась через стол, жарко поцеловала Макса в губы. И тут же пошла к выходу, стянув в узел вокруг своих легких бедер взгляды всех мужчин. На скатерти возле ее чашки лежало несколько тысячных купюр.
Макс усмехнулся, провел пальцем по губам. На пальце осталось несколько крупинок соли.
Макс прождал возле утыканного камерами особняка до девяти часов. Оксана появилась из зеркальных дверей, села на пассажирское сиденье. Потерлась головой о плечо Макса.
— Я усталая и голодная кошка, — сообщила она. — Голодная во всех смыслах. Меня надо накормить и трахнуть. В любом порядке.
— Ты не кошка. Ты горностай. На заднем сиденье пакет. В нем бананы, круассаны, клубника.
— Почему горностай? — Оксана полезла назад, зашуршала пакетом, вернулась с клубникой и круассаном. — Это не считается едой. Я хочу мяса.
— Твое животное — горностай, — объяснил Макс, отъезжая от особняка. — У каждого человека есть животное, тотем. Я умею их видеть.
— Мне нравятся горностаи. А какое животное у Алины? А у Крутлова?
Макс задумался.
— Алина — крупная птица. Вроде куропатки. Точнее сказать трудно, у нее связь с тотемом сильно нарушена.
— Клуша, короче.
— Типа того. Круглов — собака. Охотничья порода.
— Да, похож. На дратхаара похож, особенно когда приезжает с Гоа весь заросший. А у тебя кто?
Макс потер указательным пальцем острый нос с горбинкой.
— У меня королек. Это птица, которая выклевывает остатки мяса, застрявшего между зубов у крокодилов.
— И кормит им горностая. Давай заедем куда-нибудь перекусить, королек?
— Заедем. Сейчас выскочим на Третье, полчаса в пробке, и заедем.
Оксана положила ему в рот клубнику.
— Может, куда-нибудь поближе?
— Вряд ли получится поближе. Мы едем ко мне.
Ксана откинулась на сиденье, закрыла глаза.
— Тогда разбуди меня, когда доедем.
За окнами «Мазды» Макса суматошной мозаикой огней неслась вечерняя Москва.
— Ты уверен, что это жилой дом? — спросила Оксана.
Макс достал из машины пакеты, захлопнул дверь. Повел Оксану за собой, огибая проломы в асфальте.
— История забавная, — начал он. — В середине девяностых один немец решил затеять пивоварню. Объездил всю Москву, купил старую заброшенную колокольню. Полностью отремонтировал, внутри сломал переборки, все заново отделал. Сделал подводку, слив, трубы проложил. Привез котел.
Они остановились перед круглым кирпичным зданием, оплетенным сложным узором из труб разной толщины. В здание вела железная дверь с кодовым замком.
— Деньги все вложил в производство, на взятки не осталось. Лицензию ему не дали, да еще и наехали. Машину сожгли. Как раз был самый передел. Немец собрался и уехал. Все бросил. Котел год Простоял, потом его разобрали и вывезли. Внутри все растащили. А я лет пять назад с этим немцем пересекся. Помог ему в одном деле. Он мне за вменяемую цену уступил здание. — Макс набрал код, открыл дверь, пропуская Оксану вперед. — Теперь вот живу, наездами. Добро пожаловать.
Жилье Макса изнутри напоминало колодец, сквозь который летела Алиса, направляясь в Страну Чудес. Насколько хватало глаз, вверх уходили лепившиеся к стенам полки. Они были плотно заставлены книгами, круглыми и квадратными коробочками, черно-белыми фотографиями в рамках. Середину «колодца» занимала винтовая лестница, уводившая под самую крышу. Некрашеный дощатый пол скрипел под ногами.
— Удивил, — признала Оксана. — Приз в номинации «Жилье года» и все такое. Я так понимаю, нам наверх.
