После третьей встречи с ночным гостем она пошла просить помощи у Лютомера.
– Изведет он и ее, и меня, – сказала она. – Попробуй ты, братец! Не буду же я до зимы у них ночевать с сулицей в обнимку!
– Да уж придется! – Лютомер сочувственно погладил ее по голове. – Уж не мой ли это младшенький, думаю?
В Ратиславле нарастали тревога и беспокойство. Уже настал жаркий месяц червень, солнце палило день за днем, с голубого неба на землю лился жар, и ни тень леса, ни полутьма изб не спасали от него. Зной грозил спалить посевы и оставить всех угрян без урожая. Был нужен дождь, но напрасно люди высматривали в небе дожденосные облака.
– Это все он, злодей наш! – говорила бабка Темяна. – Змей к нам летает, пламя небесное носит, жаром палит. Будет летать – сгорим все. Надо гнать его да дождя у богов просить.
В святилище что ни день являлись старейшины окрестных родов все с тем же вопросом: когда будет дождь, а если не будет, то не пора ли о нем попросить? По всей волости люди толковали, что-де боги огневались на Лютомера, который нарушил слово и обманул вятичей, принимавших его в гостях; болтали, что Лада наказывает за то, что Молинку силой и обманом разлучили с женихом, которого ей назначили Рожаницы. И раз уж Змей Летучий повадился к девушке, а из-за этого засуха грозит полям, то самое лучшее – это отослать девушку прочь из Ратиславля, подальше, чтобы гнев небес ушел вместе с ней. Любовида возмущалась и однажды даже чуть не побила вальком бабу Себожиху из Коростеличей, которая у реки, куда все ходили по воду, разводила такие речи. Молинка плакала от отчаяния – мало того, что ее разлучили с женихом, так ее теперь еще хотят изгнать из рода, будто она в чем-то виновата!
Лютава не сомневалась, что эти слухи распускают их враги – то ли Неговит с родичами, то ли Галица. На них с Лютомером, стоило им показаться в Ратиславле, сродники посматривали косо или укоряли вслух – уже не помня, что сами менее месяца назад хвалили за ловкость, с которой их избавили от необходимости идти воевать хазар.
– Это все Галица, змеища! – возмущалась Лютава. – Потому ее Замиля и работой не загружает, чтоб ходила по весям, языком трепала! Поймаю за этим делом – задушу!
Больше так продолжаться не могло. Однажды под вечер Лютомер явился в Ратиславль. Когда домочадцы Любовиды улеглись, уселся прямо на полу напротив лежанки, где спали Молинка, Премила и Лютава.
Стояла тишина, было душно, и даже в отверстие окошка с отодвинутой заслонкой не проникало ни единого дуновения свежего воздуха. Во всех жилищах Ратиславля люди, томимые гнетущей духотой, ворочались, не в силах заснуть, пили воду, утирали пот.
Наступало самое глухое время – то самое, когда являлся Змей Летучий. Лютава изо всех сил боролась с дремотой, сжимая свою сулицу.
Лютомер молча сидел в углу. Иногда он помахивал рукой возле себя, будто отгоняя мошек – стряхивал петли наведенной дремы. Этим чарам не хватало мощи, чтобы подчинить сына Велеса, как подчиняли они женщин.
И вот под кровлей мелькнули первые огненные искры. Вот они собрались в облако, из уплотнившегося облака соткалась человеческая фигура… Верхней половиной тела – человек с лицом княжича Ярко, а нижней – пестрый уж с золотистой чешуей, Змей Летучий завис под кровлей, не торопясь спускаться. Он не мог не заметить Лютомера, как нельзя зрячему не заметить огонь в темном доме.
– Будь цел, младший брат! – спокойно приветствовал Змея Лютомер и приглашающе махнул рукой. – Не виси там, как дым печной, садись. Побеседуем.
– И ты будь цел! Вот где повидаться привелось! – Змей Летучий усмехнулся, и от зубов его посыпались искры. – Ну, коли старший брат приглашает, как же не присесть? – Он неслышно снизился и устроился на полу, свернув кольцом свой змеиный хвост. – Зачем поджидаешь? Или соскучился?
– Затем, братец любезный, что ты рода не чтишь, родичей обижаешь. Знаешь ведь, что эта девица – моя сестра?
– Зачем напраслину возводишь, братец любезный? Тебе она по человеческому роду сест)ра, ты мне – по божественной отцовской крови брат: какая же она мне родня? Какая же роду моему обида? Нет, братец! – Змей Летучий рассмеялся, и в его смехе слышался то змеиный шип, то далекие раскаты грома. – Эта девица – моя добыча. Сама зовет меня, сама своей тоской меня кормит. И ты не мешай. Я же тебе оленей в лесу… или лебедей белых в небе ловить не мешаю!
– Найди себе другую девицу. Мало ли их на белом свете?
– Девиц-то много, но больно уж мне эта по сердцу пришлась!
– Уморишь ведь ее!
– Ее краса по капле на Ту Сторону перетекает, здесь убавляется, там прибавляется. Как вся перейдет, так и сама девица на Той Стороне окажется. Тут-то уж навсегда моя будет.
– Нет, братец любезный. – Лютомер покачал головой. – Не отдам я тебе сестру на Ту Сторону, она роду здесь нужна. Уходи и дорогу к ней забудь. Иначе со мной тебе тягаться придется.
Он встал и медленно выпрямился во весь рост. Змей тоже поднялся, зависнув в воздухе и едва касаясь пола кончиком хвоста. Этот кончик беспокойно подергивался, на красивом лице ночного оборотня проступило злобное, хищное выражение. По оскаленным зубам пробежало пламя.
– Смотри, брат, – по-змеиному прошипел он. – Не пожалей потом!
– Уходи, – повторил Лютомер. – Нет тебе сюда дороги.
Змей Летучий, не ответив, взмыл и рассыпался на тучу пламенных искр. Искры быстро вытянулись сквозь кровлю, снова стало темно.
Лютомер смотрел вверх, словно продолжал сквозь крышу наблюдать за полетом своего брата-оборотня, младшего из трех сыновей Велеса. Тот не мог ослушаться старшего брата, как сам Лютомер был бы вынужден уступить Черному Ворону, если бы их пути пересеклись. Но Змей – горяч и мстителен. От него можно ожидать такого зла, что, может быть, и впрямь было легче отдать Молинку, раз уж она так ему приглянулась.
* * *
На пару следующих ночей Лютава еще оставалась с Молинкой, но Змей Летучий их больше не тревожил. Зато солнце жгло землю по-прежнему яростно, всходы вяли, отчаянно нуждаясь во влаге. И старшая жрица Молигнева решила просить дождя, пока зной не погубил все надежды на будущий урожай.
С самого утра все женщины княжеской семьи, за исключением разве что Замили, собирались во дворе. Вышла и Молинка – уже немного посвежевшая, со слабым румянцем на щеках. Перед избушками дожидались младшие дочери и племянницы Вершины.
– Русавка, ты идешь? – крикнула Ветлица в окошко избы, где еле-еле продрала глаза вторая из дочерей Молигневы. – Солнце ждать не будет! Все прихорашиваешься? Не старайся, все равно женихов сегодня не будет, никто тебя не увидит!
