— Эй, ка-амандир, — нехорошо улыбнулся первый шкаф, — ты разве ещё не понял, что ничего тебе тут не обломится.
— Два мальчика и две девочки, — даже мегафон не мог скрыть дрогнувшую неуверенность в голосе.
— Граждане, — хрипло вступил милиционер, стоящий справа от того, кто держал мегафон. — Выдайте беглецов, и дело с концом. Незачем так волноваться. Понятно вам или нет?
— Нет, — лениво пробормотал второй шкаф, который до сей минуты не проронил ни слова.
— Нет, — выкрикнула славная тётенька, стоявшая неподалёку.
— Нет, — отголосками прокатилось по толпе, разбилось на кусочки, вспыхнуло снова и возвращалось уже несокрушимыми волнами, словно многотысячное «УРА!!!» русичей, обращающих в бегство полчища монголо-татаров.
Мегафон выскользнул из вспотевших рук и испуганно звякнул, сверзившись на пол. Потом туда опустилась подошва тяжеленного сапожища, и с той минуты ободок громкоголосого устройства можно было сравнить разве что с покусанным огурцом.
— НЕ-Е-ЕТ! — рёв сотрясал стены, куда там даже десятку мегафонов.
Люди смотрели на тех, кому было положено безнаказанно поворачивать их судьбы в странных направлениях. Люди осознали, что им тоже кое-чего положено.
— НЕТ! — ответ был жёстким и единогласным. Даже неведомо как затесавшаяся сюда парочка иностранцев не стояла в стороне.
— Ноу, — важно повторял высокий и седой.
— Ньет, — вопил полный и веснушчатый.
Они смотрели друг на друга, радостно и глупо улыбаясь. А я смотрел на них. Во всей толпе лишь наша четвёрка благоразумно помалкивала, не желая выдавать в себе зачинщиков несанкционированного митинга.
Лишённый мегафона что-то кричал, но кто его мог услышать. Единый порыв подхватил толпу и заставил затопать к выходу. Серая троица позорно отступала, у дверей неожиданно превратившись в пару. Четыре тяжёлые подошвы простучали по платформе и затаились в ближайшем леске. Народ в радостном возбуждении передвигался по залу, пока не заметил то, что оказалось у него под ногами. Торжествующий гул постепенно стих, ему на смену пришла растерянная тишина.
— Выходит мы одного… того… растоптали, — ошарашено выдавил один из шкафов, так и не разлучившихся со своей коробкой.
И шкафы разом посмотрели на свои ботинки.
Народ поспешно отхлынул. На маленькой площадке я увидел распластанную груду серого рванья и пару чёрных кирзачей, выглядевших так, будто по ним проехался асфальтовый каток.
— Да не, — облегчённо выдохнул собрат нашего спасителя. — Тряпки одни. Иначе кровищи было бы… Жуть! А так пущай побегает по лесу. То-то его комары поедят.
Но хозяин испорченной формы дрожал сейчас не в природном массиве, а в душной щели между киоском и обшарпанной грязной стеной. Он в тысячный раз благодарил неведомые силы, избавившие его от неминуемой погибели, и клялся, что ни за какие шиши больше не наденет серую форму, некогда казавшуюся избавлением от всех бед.
— На второй платформе заканчивается посадка в автобус, следующий по маршруту номер сто двадцать семь.
— Наш, — прошипел Колька Сухой Паёк. — Давай, Куба, а то опять чего-нибудь стрясётся.
И мы начали протискиваться к дверям. Наше счастье, что автобус по каким-то причинам задержался. Но хватит ли нам мест, после того как туда запихнётся вся многочисленная братия, толпящаяся на вокзале.
К моему удивлению в полупустой автобус вместе с нами загрузились лишь пять старушек с большими корзинами, накрытыми белыми простынями. Десяток-другой мужиков, тоже выбравшихся на крыльцо, достал сигареты и задумчиво закурил. Праздничное настроение вновь уступало место самой обычной жизни. Затуманенные неведомыми раздумьями глаза проводили наш рейс. Оглянувшись, я ещё успел увидеть, как из вокзала пачками начал просачиваться народ и выстраиваться в длиннющую очередь к первой платформе, где через двадцать минут ожидалось прибытие транзитного автобуса, следующего до Казани.
Глава 30
Городские скитания
Пчела мудра,
Но мудрость вся её
В том, что молчит
И делает своё.
* * *
Снова пробуждение, и теперь нежно разгорается пора рассвета. Секунды складываются в юность миров. Время, когда всё возможно. Когда всё кажется достижимым. А километры пути, которые предстоит пройти, бесконечными. И на каждом шагу радостные и удивительные открытия. Время роста. Время мягкой шёрстки, которая защищает от бед и невзгод.
Возможно, защита только кажущаяся. Но во все времена живёт лишь то, во что мы безоговорочно верим. Жизнь прочего значения не имеет.
* * *
Нас мягко покачивало. Глубокие сиденья сглаживали даже высокие ухабы, то и дело бросающиеся под колёса. Первым не выдержал Колька. Он привалился к моему плечу и благодарно захрапел в ухо. Я чуть отодвинулся, перемещая Колькину голову пониже, и отвернулся к окну. Но усталость от пережитых в лесу и на вокзале волнений разморила и меня. Я и не заметил, как уснул. Вокруг появилась сладостная пустота, и я уносился на крыльях доброго ветра неведомо куда.
Очнулся я, как только почувствовал, что автобус остановился. Колька уже не храпел, он широко раскрыл рот и обильно пускал слюни, закапавшие подлокотник и рукав моей куртки. Вот кадр. Спасибо ещё, что не насморкал. Но настоящая злость, разумеется, так и не появилась. Ведь это же Колька! Ведь он не остался в лагере, а увязался за нами. Я с ужасом подумал, что бы произошло, если бы мне довелось отправиться на поиски Красной Струны в одиночку. Вечные страхи, метания, сомнения «А надо ли?», «А так ли я всё делаю?», «А правильно ли у меня получается?». Сейчас сомнениям просто не оставалось места. Командир не должен сомневаться. Командир должен знать. А если и засомневается, то должен вести себя так, чтобы никто и не догадался о его сомнениях.
Неудивительно, что я почувствовал к Кольке дружескую тёплую нежность. Но не забыл сильно пихнуть в бок, чтобы слюноотделение больше не портило предметы моего гардероба. Колька проснулся и ошалелыми глазами проводил старушек, чинно покидающих автобус. Ниточка слюны оборвалась, рот раскрылся ещё шире.
— Приехали, Сухой Паёк, — по-командирски бесстрастно ответил я, пресекая ненужные вопросы. — Давай, вымётывайся. А то и до полуночи не доберёмся.
После душного салона улицы встретили нас прелестным освежающим ветерком. Солнце багровело над крышами. С другой стороны начала сгущаться вечерняя синева. В голове бурлила радость. Честно говоря, я не рассчитывал, что мы проберёмся хотя бы через одну засаду. Но вот мы уже и в городе. Пусть таинственная дверь пока кажется нам иголкой в стоге сена, но пройдёт совсем немного времени… И тогда…
