Потом Ряха выбрал укромное место и, по-хозяйски оглядев его, сказал:
— Вот здесь и жить будем, — его величественный, практически королевский вид немного портили босые ноги.
— Долго? — спросила я, сбрасывая мешок с едой на траву.
— Пока у меня ступни не подживут, — освободился от оружия Ряха. — Иначе я по горам не ходок. А наш путь теперь — по бездорожью. Перевалы-то закрыты. Дураков шарить по всему Отстойнику, нас вылавливая, нет — будут выходы стеречь. Это правильно. Я бы так тоже сделал.
— А мы?
— А мы попытаемся через горы уйти.
— А почему попытаемся?
— Потому, — мрачно сказал Ряха. — В горах сама поймешь. Чайник давай.
И он стал разводить бездымный костерок.
— Еды у нас мало, — вздохнул он.
— Да ты что? — изумилась я. — Полный мешок.
— Если бы мы прямо сейчас через горы пошли — тогда да. Но неизвестно, когда я сапоги натянуть смогу. А босым по горам не пройдёшь.
— А куда мы попадём, если горы перевалим? — поинтересовалась я.
— А всё равно куда. Нам главное из Отстойника выбраться, потому что кругом места, где с дорогами получше, — рассудительно объяснил Ряха, подкладывая веточки в костёр.
— Ряха, — сказала я. — Как ты думаешь, мои в Огрызке живы?
— Не знаю, — сказал Ряха. — Не думай об этом.
— Как это? — удивилась я.
— Вот так. Им ты своими терзаниями не поможешь, а себя ослабишь. Силы береги. Это только кажется, что мы в безопасности. Мы в мышеловке, — Ряха встал, взял чайник и пошёл к воде.
— А я не могу не думать… — пробурчала я ему вслед.
— А ты учись, — посоветовал, не оборачиваясь, Ряха. — Пока время есть.
* * *
У ручья мы сидели неделю.
Блестящий красавец чайник превратился в закопчённого трудягу. Чайниковая хозяйка его любила больше, чем мы, наверное, сил не жалела, начищая до блеска. Мне же было лень счищать с него сажу песком и холодной водой, а Ряха вообще не придавал этому никакого значения.
Ряхины ноги заживали, но еда в мешке таяла, как он и предсказывал. А живности в узком промежутке между каменными полями и горами не было, не устраивало её это скудное место.
Когда Ряха снова натянул сапоги, мешок опустел на две трети.
— Завтра на рассвете выходим, — сказал он скучно.
Глава двадцать вторая
РАССВЕЛО
Рассвело.
Поднявшееся над морем солнце осветило крутые бока гор. Мы затушили костёр, почистили чайник, собрали вещи и полезли вверх.
Здесь, в Отстойнике, горы были круче и выше, чем в окрестностях Ракушки.
Ряха решил, что в заросший непролазными зарослями распадок нам уходить не стоит, надо идти лобастым склоном, внизу более крутым, чем ущелье распадка, но зато открытым и не таким лесистым.
Очень скоро мне всё это надоело ужасно: сил хватало лишь на то, чтобы проползти десяток шагов, хватаясь за подворачивающиеся кусты и деревца руками, где нормально, где чуть ли не на четвереньках, чувствуя под коленками колючие веточки шиповника и прошлогодние сосновые шишки, которые как ощетинившиеся ёжики цеплялись своими растопыренными чешуйками за клочки сухой травы.
Потом приходилось останавливаться и отдыхать, тяжело глотая воздух. И пить хотелось страшно. Еще бы, пот от такого подъема струился по спине водопадом, только что в сапогах не хлюпал.
— Ничего, — хрипел рядом Ряха. — Выше поднимемся, легче станет.
Я кивала, чтобы показать, что слышу, и с тоской думала, что уже выдохлась вся, а прошли мы всего-ничего.
Потом мы вставали и снова лезли верх и вверх.
Я потеряла счёт времени, живя теперь только от привала до привала.
Но вдруг настал такой миг, когда деревья кончились и мы увидели, наконец, как высоко поднялись.
Отсюда были видны и каменные поля во всей красе, и вьющаяся Гадючка чуть дальше. И море, расстилающееся на горизонте и сияющее мягким бирюзовым светом. Казалось, — шагни в пустоту со склона, так и полетишь над Отстойником, легко-легко, как пёрышко, подгоняемое ветром.
Отдышавшись, мы снова повернулись носом к горе и продолжили подъем.
Постепенно начали выпирать из крутолобого склона скалы.
Мы обходили их то справа, то слева, стараясь держаться гребня отрога, не скатываясь на его борта.
Хоть Ряха и говорил, что выше будет легче, а всё равно было очень трудно. Но здесь чувствовалось, что мы поднимаемся, понемногу, но всё-таки ползём к вершине горы.
Солнце тоже не стояло на месте, переместилось уже за полдень.
Теперь зелени было куда меньше, чем камней.
На серо-сизых камнях цвели очаровательные цветы: белые, жёлтые, синие. Такие же яркие, как горное небо и полуденное солнце. Названий их я не знала.
Не удержалась, потянула к себе пышный кустик белых головок с жёлтыми сердцевинками. Оказалось, что головки были частью бурой сети не то корней, не то ползучих стеблей, покрывающей камень. Обычных стеблей у них не было.
Только цветы отделились от камня, они сморщились и завяли, превратившись в бесформенные комочки. И пахли они неприятно…
Я вздохнула и положила их обратно.
Это внизу, в долине, было лето, — в горах бушевала весна.
Цвели розовым и белым рододендроны, их тягучий запах подхватывал ветер и разносил повсюду. Солнце нагревало стволы сосенок и заросли можжевельника и в воздухе терпко пахло смолой.
В чём-то Ряха оказался прав: стало чуть-чуть легче идти, потому что теперь впереди был не просто однообразный, поросший деревьями склон, а нагромождения скал самой причудливой формы и было интересно добраться до какой-нибудь скалы, а потом до следующей, а потом ещё выше.
Здесь было положе, чем в начале подъема, а вот распадки по бокам, в которые мудрый Ряха не пошёл, теперь круто устремлялись вверх, выходя на гребень. Значительно круче, чем тот склон, который мы преодолели.
Незаметно для себя я как-то втянулась. А может быть, притерпелась.
В животе у меня урчало. И, видимо, не у меня одной.
— На ручей надо выходить, — сказал Ряха. — Чай варить.
Он прикинул что-то и сменил направление: теперь мы шли не вверх, а наискосок по склону.
Здесь были сплошные осыпи, каменные потоки, уходящие вниз. Идти надо было осторожно, осыпи были «живые»: из-под ног вылетали камни и приводили в движение поток.
И камни тут были совсем другие, слоистые, хрупкие, режущие сапог острыми краями. Они вылетали из-под подошвы как намыленные.
— Ты пойдёшь позади и выше, — объяснил Ряха. — Не обгоняй, зашибешь меня насмерть.
И попёр, только камни вниз полетели.
Я чуть подождала и понеслась за ним.
Хорошо, хвост помогал держать равновесие на этом наклонном зыбком ковре, так и норовящем поехать вниз вместе с тобой.
