Пока слонов запрягали обратно в повозки, Аш с интересом наблюдал за молодым подчиненным Пелеантада. Юный древесный альв после разговоров с проповедником сник, весь как-то помрачнел и держался обособленно, слабо помогая остальным сослуживцам. Его взгляд метался то и дело к кустам, куда выбросили общинника, но подходить близко он не решался. Видимо, впервые, как и профессор, встретился с членом Танабе и остался под впечатлением. Хотя в больших печальных глазах солдата появились хорошо читаемые сомнения по поводу всего, что он знал до этого момента.
Остаток дороги до Гарвелескаана прошел спокойно. Едва холодные сумерки опустились на Лес, вдали уже показались окраины города-крепости. Слонов распряг все тот же мальчик-погонщик, который и провожал отряд в столицу. Он ловко освободил животных от оглобель и выпустил их отдыхать в чащу, а путники, подхватив свой немудреный скарб, пешком двинулись по направлению к центру города вслед за Бриасвайсом. Альв сиял как начищенная кираса, радуясь скорому возвращению, и, подчинившись внезапному порыву души, он даже предложил посольству отпраздновать их близившийся отъезд:
— Есть у нас тут недурственный трактир. И комнаты в нем на ночь тоже можно снять. Почему бы вам не заночевать там сегодня? Заодно и посидим все вместе, выпьем на прощание, отдохнем.
Обсудив приглашение с Лантеей и остальными, Аш согласился.
— Почему бы и нет, — фыркнул он. — Вот только платить за все будешь ты. У нас нет ни одной вашей монеты до сих пор.
— Я не разорюсь, уж поверь. — Альв усмехнулся и провел пальцами по горсти нефритовых монет с треугольным отверстием по центру, нанизанных на шнуры у него на поясе.
Отпустив Пелеантада и остальных подчиненных, Бриасвайс без промедления повел своих знакомых к трактиру, который, по словам альва, назывался «Разбитной гуляка», и где собирались отдохнуть все служивые крепости по вечерам, поскольку альтернатив в небольшом городе не имелось. Уже на подходе к двухэтажному каменному зданию, заросшему виноградными лозами до самой крыши, из окон были слышны лихие песни и гогот. А стоило Бриасвайсу переступить порог, как и его, и гостей Леса со всех сторон окружил шум, гам, крепкая рыбная вонь и пьянивший спиртной запах.
Изнутри трактир казался больше, чем снаружи. На обоих этажах раскинулись просторные общие залы, где от одной стены до другой тянулись длинные каменные столы и лавки, за которыми группами и поодиночке собрались все защитники этой крепости. По бокам были проходы и в отдельные комнаты, так называемые кабинеты, но, судя по доносившемуся оттуда хохоту и рыганию, их уже давно заняли. Ноги липли к полу и трухлявым тростниковым циновкам, на стенах вместе со связками сухих грибов и никогда не знавшими чистки дешевыми гобеленами соседствовали старые засохшие пятна, прилипшие остатки еды и чья-то рвота.
В целом это был обыкновенный захудалый трактир без особых изысков, но с постоянной публикой. Таких было сотни по всему материку, и все они походили друг на друга, хотя в одних пьянствовали альвы, а в других гоблины, люди или пустынники. Суть от этого не менялась.
— Хорошо, что с нами нет Оцарио, — осматриваясь по сторонам, проронила Эрмина. — Он бы отказался даже близко подходить к такому заведению.
— А мы не столь привередливы, как этот торгаш. Так что для нас вполне сойдет, — заявил Виек, уже подыскивая взглядом свободное место для всей компании.
Они облюбовали край длинного стола возле самого выхода, смахнули с лавок крошки и огрызки и скорее расселись, придвинув поближе чадившие восковые свечи на подставках, чтобы различать лица друг друга в этом полутемном помещении. Подавальщицу удалось перехватить не сразу, но сухопарая высокая женщина в засаленном переднике и с мокрой тряпкой в руках в какой-то момент все же возникла в этой части зала и выслушала у Бриасвайса объемный заказ.
Через десяток минут на столе перед гостями уже выстроились в ряд кувшины с гоблинской медовухой, вином из одуванчиков, сладкими напитками из перебродившего сока агавы и сахарного тростника. Россыпь закусок заняла оставшееся свободное место: в плошках лежали маринованные щупальца осьминога, порезанный тонкими кольцами кальмар, моченые стебли бамбука, белая редька и соленые огурцы. Было много видов рыбы, вяленой и покрытой тонким слоем соли, а также обилие сырых и готовых овощей, названия которых ни профессор, ни его спутники никогда не слышали. Целая миска была отведена под свежие водоросли, а рядом стояло отдельное блюдо с ростками папоротника в дольках острого перца.
— Давайте-ка скорее приступим! — Бриасвайс хлопнул в ладоши и быстро разлил по миниатюрным бамбуковым стопкам сладкую наливку. — Не скажу, что рад был с вами познакомиться, поскольку это будет откровенным враньем, но развлекли вы меня своим появлением неплохо, и за то уже благодарен весьма! Выпьем за ваш отъезд. Пусть путь будет добрым!
Альв одним махом опрокинул в себя стопку и сразу же потянулся за пучком папоротника. Затолкав в рот острую закуску, он потер заслезившиеся глаза и признался сидевшему рядом с ним Ашу:
— Лучше вам будет завтра с самого утра отправиться в дорогу. Так что закусывай хорошо, человек, иначе голова будет трещать.
— Мы никуда не торопимся. Можем выехать из крепости и позднее, — ответил ему профессор, тем не менее все равно отправляя в рот несколько кусочков редьки.
Его спутники облизывали губы после сладкой жгучей наливки и больше наседали на водоросли и рыбу, хотя Эрмина одной из первых смело рискнула попробовать щупальца осьминога и некоторые другие экзотические закуски, выглядевшие наиболее безобидно.
— Не стоит вам задерживаться в Гарвелескаане завтра. Скоро в городе будет неспокойно. Так что отправляйтесь с утра и не добавляйте мне проблем, — настоял на своем Бриасвайс.
— Здесь что-то намечается? — удивился Аш.
— Внутренние дела крепости и Леса чужаков не касаются, — сказал как отрезал альв и скорее наполнил стопку профессора новой порцией наливки.
— Весьма показательное отношение…
— Заткнись и выпей, человек. — Заместитель коменданта сунул в руки Ашарху стопку. — Просто выпей за процветание Ивриувайна и за наш народ альвов. Уважь меня!
Едва пустынники и сам преподаватель пригубили новую порцию наливки, альв уже указывал им на блюда на столе, которые непременно стоило попробовать. Крыса на плече Бриасвайса активно шевелила усами и принюхивалась ко всем запахам, хотя было очевидно, что стоявший в трактире шум и витавшие алкогольные пары были ей не по нраву — грызун постоянно лапами тер нос.
— Не такое уже и плохое угощение, — шепнул на ухо Ашу сидевший с ним рядом Манс, разламывая кожуру какого-то колючего желтого фрукта, от которого отвратительно пахло, но при этом юноша с удовольствием жевал оранжевую мякоть.
— Не боишься, что прихватит живот от такой дряни? — поморщившись от вони, спросил профессор.
— В таком деле главное — сразу выпить. И тогда любую гадость есть можно без страха, — поделился своей мудростью юноша. — К тому же, я надеюсь, что даже если замаюсь животом, вы меня не бросите с Лантеей в этой глуши, а вытащите с собой хотя бы за ворота.
Аш хохотнул и пообещал товарищу не оставлять его с альвами даже если очень захочется.
Тем временем Бриасвайс начал копаться в своем наплечном мешке, который он бросил под стол, и через минуту вытащил оттуда увесистый сверток, в котором что-то бренчало.
— Человек, — окликнул он Ашарха, — пока я еще не слишком пьян и могу разумно мыслить, хочу вернуть вам ваши вещи. Держите. Только драк мне тут в трактире и крепости не устраивайте в нетрезвом виде, а то мне придется усомниться в правильности этого поступка.
Потянув за дерюгу, альв развернул сверток, уместив его на крае стола, и все путники с восторгом разглядели в складках ткани свое давно изъятое оружие. Они уже и не рассчитывали, что дети Леса все же вернут гостям клинки и яды, и Бриасвайс сумел приятно удивить пустынников. Лантея в первую очередь схватилась за стеклянный нож с навершием в виды орлиной головы, подаренный ей братом, и скорее вернула его себе на пояс вместе с остальными клинками, а после придирчиво проверила все флаконы с ядами, пока Эрмина и Виек прилаживали к перевязи свои казенные мечи и ножи. Манс тоже вооружился двумя стеклянными кинжалами и с довольным видом закрепил ножны у себя на ремне. Аш забрал свой гладиус, отерев ладонью холодное лезвие, — эта памятная вещь была ему дорога уже хотя бы тем, что не позволяла забыть, как часто он был на грани смерти и как каждый раз находил путь обратно.
