– Полагаю, минут через пять нас обнаружат. Что ты хочешь сделать?
– Хочу протащить через портал всю нашу компанию.
– Зачем? – непонимающе поднял глаза Элиар.
– Затем, что нам туда тоже надо позарез – Таррэну Зов пришел три недели назад. И, кажется, немного не вовремя. А значит, нам больше некогда расслабляться – придется поджимать хвосты и бежать быстрее ветра, чтобы не опоздать.
– Белик, ты о чем говоришь?!
– Об Уходе, – тихо оборонил Таррэн, и в "Золотой Подкове" неожиданно воцарилась недобрая тишина.
К опочивальне Владыки Иттираэль почти бежал – амулет-накопитель, служивший Старшему Хранителю путеводной ниточкой и, заодно, сигнализирующий ему о состоянии повелителя, последние несколько минут стал подавать весьма странные знаки. Странные настолько, что в первый миг опытный маг даже не поверил: создавалось впечатление, что Владыка Тирриниэль сейчас оказался подключен к мощнейшему внешнему источнику и теперь восполнял свой истощенный резерв умопомрачительными темпами. Крохотная звездочка амулета в его левом ухе мелко вибрировала от проходящей через нее силы, едва справлялась с этим бурным потоком магии, дрожала и кряхтела от натуги, будто не была изготовлена из небесного металла и не плавилась когда-то под воздействием силы сразу четырех стихий. Она должна была выдержать даже в том случае, если Владыка решился бы разом высвободить Огонь Жизни, если бы воспользовался посмертным проклятием, желая прекратить свои мучения таким некрасивым способом. Но царственный эльф явно был жив, причем, с каждой минутой чувствовал себя все лучше и лучше, тогда как амулет опасно покраснел, заметно нагрелся и готовился вот-вот рассыпаться на части.
Иттираэль совершенно не представлял себе, что могло довести его лучший (без преувеличения) артефакт до такого плачевного состояния. Он раз за разом перебирал в уме возможные причины, но, сколько ни старался, не находил ответа. И это приводило его в несказанное раздражение – настолько явное, что встречные эльфы, спешащие в ту же сторону на доносящийся издалека неясный шум, торопливо шарахались прочь, если горящий взгляд Старшего Хранителя Знаний останавливался на ком-либо из них хотя бы на мгновение: все знали, насколько опасно заступать ему дорогу.
Влетев в покои повелителя, Иттираэль на мгновение замер, а потом ошарашено огляделся, не узнавая места и силясь не потеряться в огромном полупустом помещении, в котором до сих пор клубился сизый дымок и мерзко воняло горелым. Как выяснилось чуть позже, смежные комнаты, которых вокруг спальни Владыки когда-то насчитывалось около десятка, теперь куда-то бесследно исчезли. Все сразу. Почти мгновенно. При этом перегородки между ними тоже буквально испарились, оставив после себя странные черные проплешины на полу, неровные кучки дымящейся золы, хлопья сочного черного пепла и стойкий запах гари, от которого воротило с души. Дорогие ткани, драпирующие стены изнутри, тоже безвозвратно сгинули. Стулья начисто сгорели. Вместо травяного ковра под ногами неприятно шуршали остатки почерневшей листвы. Кое-где встречались бессильно опавшие и скукожившиеся от неистового жара ядовитые шипы, что должны были защищать своего хозяина до последнего. От некогда роскошной мебели остались только воспоминания. Хотя, если присмотреться, в паре обугленных кусков дерева еще можно было опознать (если сильно постараться) несколько изысканно убранных шкафов и низеньких кушеток. А посреди всего этого безобразия потеряно и как-то жалко переглядывался личный десяток Владыки, среди которого каким-то чудом затесался Тартис – тоже слегка потрепанный, озадаченный, но вполне живой и даже почти спокойный.
Хранитель в одно мгновение оценил масштаб разрушений и почувствовал нехороший холодок между лопатками: чтобы натворить такое, ему самому пришлось бы выложиться полностью, исчерпать себя до дна, включая даже заемные силы. Опустошить все свои амулеты, воззвать к помощи Родового Ясеня, а потом разом выпустить эту мощь наружу, после чего обессилено сползти по стенке и пару недель колдовать исключительно в мечтах. Потому что Чертоги сами по себе умели гасить чужую магию не слабее, чем специальные артефакты. А неведомый вредитель, кажется, даже не пострадал. По крайней мере, его заморенная тушка не валялась под дверями опочивальни. Гм, вернее, на том месте, где они когда-то были, поскольку в настоящий момент вход в спальню Темного Владыки неприятно зиял широкой пастью, развороченной все тем же Огнем, и теперь злорадно скалился прямо в лицо чужакам, пугая своей чернотой и подозрительным молчанием внутри.
Иттираэль мысленно выругался и, подозревая худшее, поспешно шагнул вперед.
Владыка Тирриниэль по-прежнему находился на высоком ложе, убранном в традиционных белых тонах, достойных повелителя эльфов. Он все еще был бледен, но уже не мертвенно, как накануне, а скорее, выглядел выздоравливающим после тяжелой болезни. Черты лица его смягчились, заметно разгладились, перестав казаться угрожающе острыми и какими-то потусторонними, как у подошедшего к последней грани мертвеца. Тонкие брови вернули себе благородную черноту, длинные волосы оставались посеребренными, но теперь не производили впечатление старческих лохм, как было буквально с утра, а мягко ложились на сильные плечи красивыми волнами, придавая царственному облику еще большее величие и какое-то нехарактерное умиротворение. Веки повелителя оказались прикрыты, но даже отсюда было отчетливо видно, как горят внутренним светом его глаза. Не нужно даже на ауру смотреть – жалобно мигающий амулет, готовый рассыпаться на части, красноречиво говорил: его бессмертный владелец каким-то чудом снова вырвал у Смерти небольшую отсрочку.
Возле Темного Владыки, осторожно присев на краешек постели, сидела Мелисса. Она бережно держала его за руку и незаметно гладила изящные пальцы, будто уговаривала взять еще немного сил. Ее огромные синие глаза были полны участия и еле сдерживаемой радости, потому что он выглядел заметно лучше, посвежел, снова помолодел и перестал, наконец, походить на засушенную мумию. И хоть глубокий черный цвет не вернулся к его роскошной шевелюре, все же Владыка был жив. Более того, поправлялся прямо на глазах, потому что в этот момент Тир как раз заканчивал наполнять силой изумруд в его золотом обруче.
– Вроде все, – беззвучно выдохнул юноша, поднимая голову. – Можешь открывать глаза. Я закончил.
Тирриниэль немедленно встрепенулся, торопливо оглядываясь, и сразу наткнулся на окаменевшего в дверях Хранителя: Иттираэль буквально врос в пол, жадно пожирая глазами изменившееся лицо повелителя и силясь уложить в голове то, свидетелем чему сейчас стал. Но Владыке было не до него – он с изумлением и гордостью повернулся к уставшим детям, совершившим для него настоящий подвиг. И если Тира он недавно уже видел в деле, то скромно пристроившаяся рядом девушка своими талантами потрясла его до глубины души.
