Не заботясь ее мыслями, капитан ловко ощупал Келену со всех сторон. Тут довелось всласть постонать. Зато и приговор был мягок: все кости целы. У вас замечательные ребра, сударыня. Латная корзинка, не ребра. И грудина – просто прелесть. Нет, я ни на что не намекаю. Эту роскошную часть тела пусть осмотрит бабушка Марго. Надеюсь, там все в порядке.
– Он бил вас вот так?
Капитан стукнул основанием ладони по столу. В ответ стол хрустнул, намекая: чего изволите? Сломаться? Треснуть пополам? Это мы запросто…
В дверь сунулась бабушка, озабоченная сохранностью мебели. Увидев приятную улыбку капитана и гарпию – полуобнаженную, раскрасневшуюся, в подушках – мудрая женщина мигом ретировалась. За ее спиной маячил Кристиан, который огреб затрещину.
– Да.
– Скотина. Животное. Ох, простите…
– Пустяки.
– Что ж, сударыня, я удовлетворен.
– В каком смысле?
– В хирургическом. Печень, сердце и прочее – в лучшем виде. Костяк в порядке. Остальное – до свадьбы заживет. Отлежитесь, отдохните. И станете летать лучше прежнего. Спокойной ночи.
– Всего доброго, капитан. Надеюсь, вы приснитесь мне сегодня.
– Не смею и мечтать!.. вам нужен покой…
Когда он выходил, дверь стукнула по лбу вернувшегося Кристиана. Не сильно – капитан Штернблад был добр и снисходителен к молодежи.
* * *
Фон Шмуц обнаружился под ближайшим фонарем. С придирчивостью эксперта барон изучал свой маникюр, находя результат плачевным. Картина маслом, подумал капитан. Ночь. Улица. Фонарь. Барон. Неудовлетворенный эстетически.
– Что скажешь?
– Скажу, что рад тебя видеть. Скажу, что ты мог бы найти более приятный повод для встречи. Не говоря уже о более удачном времени.
– Извини. Покушения редко случаются в подходящее время.
– Покушения?
Барон оторвался от созерцания ногтей и со скепсисом воззрился на капитана.
– А как ты это назовешь?
– Как угодно. Разбойное нападение. Злостное хулиганство с нанесением телесных… Какой тяжести у нее повреждения? Ты ведь остался, чтобы это выяснить?
К проницательности друга Штернблад давно привык.
– Средние. Ушибы, растяжения, синяки. С неделю не сможет летать.
– Короче, пустяки. Отделалась легким испугом. Ликторов я, конечно, пошлю, тело подберем… Честно тебе скажу, Руди: это «глухарь». Потерпевшая жива, злоумышленник мертв. Финита ля трагедия. Тысяча бесов! Все бы нападения так заканчивались! Глядишь, мне бы отпуск чаще давали.
Вокруг фонаря начала кружить ночная бабочка. Большая, мохнатая, она наводила на мысли о чьей-то неприкаянной душе. По лицу барона запрыгала беспокойная тень, искажая черты. Казалось, обер-квизитор потешно гримасничает, дразня собеседника.
– Финита, не спорю. Но по дороге сюда я рассказал тебе о похожем случае. С псоглавцем. Напал не пойми кто, без мотива, бился, как профессионал. Не видишь совпадения?
– Не вижу. Знаешь, сколько в столице за неделю совершается тяжких преступлений? Тьма. А с твоим псоглавцем вообще – концы в воду. В канале что ни день, труп находят. На мне без совпадений уйма дел висит…
Фон Шмуц стал педантично загибать пальцы.
– Разгром налоговой конторы Лепелетье. Убийство судьи Бюва. Аукцион в Кресет – его вдребезги разнесла толпа, подкупленная конкурентами. Веселая охота на стражников в Корвольском лесу. Ничего себе веселье! – шутники ловили одиноких стражников, рвали мундиры, отбирали оружие и накачивали вином до полусмерти. Я горю на работе синим пламенем. Прокуратор Цимбал дерет с меня три шкуры. А личная жизнь…
Итог загибания пальцев сложился в четыре полновесных кукиша.
За углом ударила колотушка ночного обходчика. Вдалеке прогромыхала телега. В окне дома напротив бранились супруги. Город жил обычной жизнью. Кому-то прямо сейчас помогали расстаться с кошельком. Несмотря на сетования барона, Реттия славилась спокойствием – в сравнении с Порт-Фаландом, Маал-Зебубом или Баданденом.
– В столице обитает десятка полтора миксантропов. Два нападения подряд – не многовато ли?
– Покушения на хомобестий? Жертвы живы, нападавшие – мертвы? Извини, Руди, я не верю в банду самоубийц. Если это сговор, то на редкость бестолковый!
– Случайность?
– У меня пока нет версии. Наберись таких случаев хотя бы с полдюжины – можно будет делать какие-то выводы. А так… Ни зацепок, ни мотивов, ни подозреваемых. Предупреждаю заранее: на многое не рассчитывай.
Капитан кивнул. Он видел: в первую очередь барон убеждал в бесперспективности расследования самого себя. Обер-квизитор чуял, что дело нечисто. Оттого и нервничал.
– Спасибо, Конни. На большее я и не рассчитывал. Как Генриэтта?
– Продолжает ходить на службу. С ее-то животом… Медикус сказал: прогноз благоприятный, осложнений не предвидится. Но я все равно волнуюсь. Ты бы в гости зашел, а?
– Зайду. До встречи!
– Я буду ждать. Кстати…
Уже сделав пару шагов, фон Шмуц вдруг остановился за пределами освещенного круга.
– Есть одна версия. Но, боюсь, она тебе не понравится.
– Говори.
– Что, если в обоих случаях нападали не люди? Что, если твои креатуры пытаются выгородить своих же? Хомобестий? Не выносить сор из избы? Пусть власти думают, что злоумышленники погибли. А мы между собой разберемся, по-тихому. Чем не версия?
– Тоже вариант, – задумчиво протянул Штернблад. – Спасибо, Конни…
Однако размышлял капитан о другом. Признайся он в этом барону, и тот зауважал бы друга еще больше. Перед глазами Штербнлада стояли когти гарпии. Острые, холеные, блестящие от лака коготки. Словно гарпия вышла из цирюльни, побывав у хорошего ногтяря.
Я говорю, а ты не понимаешь,
Не то чтоб невнимательно внимаешь –
И шляпу с уважением снимаешь,
И смотришь, как колеблется гортань,
Но в смысл тебя конфеткой не заманишь,
И нет тебе в том смысле ничерта.
Томас Биннори
– А сокола приручить можно?
– Сокола? Можно. Женщину и сокола, как сказал Кюренберг, певец любви и доблести, приручить легко. Сумей их приманить, и они сами будут тебя искать.
– Мастер Дидель! Я же серьезно! А вы все о бабах…
– Это, значит, я о бабах? Я?! Старый, больной, вымазанный куриным дерьмом толстяк? Ладно, пролетели. Запомни первое правило сокольничьего, мой юный почемучка. Ловчая птица не получает удовольствия от общения с тобой. Завоевать ее доверие – это месяцы кропотливого труда. Когда сокол впервые сам прыгнет тебе на руку… О, с этой победой может сравниться лишь… ну, в смысле… Короче, это очень приятно.
