– Передовой отряд, сир, – произнес рыцарь, указывая рукой на небольшой пролесок.
Среди нескольких деревьев, растущих отдельно от всего остального леса, мелькали силуэты.
– Туда, – отрезал барон.
Он пришпорил лошадь, и та постаралась скакать галопом, как только вылезла из грязи на пока еще не тронутый склон, разбрасывая комки земли за собой и звеня навешанными на нее доспехами. За ним тут же последовали несколько рыцарей, остальные продолжили путь, управляя колонной.
– Сир, – командир передового припал на колено перед приблизившимся верхом бароном.
– Доклад, – произнес барон.
– Сир, город открыт.
– Ворота открыты, они не ожидают нас, замечательно.
– Нет, сир, ворота распахнуты, ни часовых, ни караульных, ни людей. На стенах тоже никого, вокруг стоит полнейшая тишина. Внутрь мы не осмелились войти.
– Либо они что-то замыслили, либо бросили город. Выдвигаемся маршем к воротам, – заключил барон.
Ворота городка были распахнуты настежь, ни единого человека нигде: ни на стенах, ни на башнях, ни около ворот перед мостом через ров. И вокруг стояла зловещая тишина, птицы, обычно облюбовавшие городские свалки и крыши, пропали и не летали над городом и в округе. Передовой отряд наблюдал долгое время, но ничего не менялось. По прибытию барон долго всматривался в бойницы стен и башен, не мелькнет ли огонек или блеснет металл. Через несколько часов потянулись три сотни обессиливших легионеров.
-Ваши распоряжения, сир.
– Первая сотня входит через ворота...
Сомкнув ряды и прикрывшись щитами, легионеры медленно зашагали к воротам, минуя мост и наблюдая за бойницами. Бывалые легионеры боялись, словно новички, вытачивающие свое мастерство на походах по окрестным кабакам вместо тренировок на чучелах. Страх нагнетался тем, что они впервые видели такое, чтобы никого нигде не было видно. Звон доспехов и стук шагов разносился в этой тишине, словно звон колоколов. Но легионеры шли, превозмогая страхи, шли внутрь ворот и вскоре скрылись за ними. За сотней последовало несколько рыцарей.
Оставшиеся две сотни и барон с рыцарями ожидали на отдалении выстрела со стен. Мгновения ожидания тянулись, тишина удручала. Внезапно из ворот выскочил рыцарь и помчался в их сторону. За ним выбегали остальные, некоторые легионеры падали на колени, их выворачивало, другие более сильные бежали прочь. Рыцарь скакал, словно ветер, лошадь неслась изо всех сил, всадник еле держался. На это ожидавшие смотрели с недоумением.
– Сир! – рыцарь свалился с лошади и словно не имел сил подняться, – Все мертвы!!!
– Кто?
– Весь город, мы вошли внутрь и увидели всюду тела, части тел, все были искромсаны там, где стояли. Мы шли дальше, входили в дома, множества тел, искромсанных настолько, что всюду останки растеклись сплошным ковром, все в крови, всюду смрад. И ничего не тронуто. Непонятное ощущение ужаса от места, и стремление поскорее убежать прочь подальше, лишающее сил. Город целиком вырезали на корню...
Наросшие подобно грибам на гнилом пне кварталы перед высокими городскими стенами изобиловали смрадом и грязью процветающей нищеты. Черные закоптившиеся покосившиеся домики вплотную друг к другу, улочки узкие и кривые. Кое-где полусгнившие настилы из досок, под которыми расползались зловонные лужи. По краям зеленели сточные канавы, повсюду гнили кучи мусора. Над домами стелился густой дым от коптящих труб, и лишь ветер мог сорвать едкие облака, ненадолго очистив воздух от непереносимого смога.
Кварталы, ставшие для бесчисленного войска отбросов людского общества оплотом их существования, превращались по ночам в самое опасное место империи. Нищая грязь, как называли пригород столицы, подступала к серым камням поднятой на рост человека каменной дороги, толстые перекладины ограждения вдоль дороги отделяли более достойных людей от черни, которой строго настрого было запрещено ступать «своими грязными ногами на освященный камень». Но с приходом ночи все запреты истаивали во мраке неосвещенных кварталов. И поэтому врата столицы на ночь запирали, в других больших городах следовали такому же порядку.
А пока день, чернь проходила под дорогой сквозь загаженные ей же дурно пахнущие проходы. Вдоль дороги около ограды стояли караульные, готовые убить любого попытавшегося вскарабкаться. Но сколько бы ни стояло караульных, чернь проскакивала своими лазейками за стены столицы, попрошайничая повсеместно и не страшась никакой кары.
Днем по этой дороге плотными рядами двигались навстречу друг другу два потока тех, кому было позволено проходить ворота столицы. Никто не желал задерживаться для любования красотами черных кварталов, а тем более наслаждения ароматами, тянущимися оттуда непрерывным позывным потоком. Поэтому потоки в обе стороны двигались предельно быстро, и не понятно было, как могли столь долго выдерживать стоявшие по обочине караульные, хоть их лица и закрывали специальные маски с вшитыми в них ароматными травами.
В толпе никому ни до кого не было дело, среди всей этой массы легко терялись карманники, теребящие карманы зазевавшихся. И никто не обращал внимания на идущего рядом, поэтому Русберг спокойно двигался в потоке, сливаясь с движущимися рядом и ни разу не посмотревшими на него. Караван распустили на караванном развале, откуда те уже без излишней охраны разъезжались, куда требовалось. Плату не удержали, но и не переплатили, не смотря на нападение. Но не ради десятка монет и медленной езды на телеги он записался в охрану. Каждый охранник каравана получал на развале специальную бумагу, согласно которой тот имел право в течение суток находиться в столице. Простая бумажка с гербовой печатью позволяла пройти без особых осложнений через городские ворота, что могло быть невозможным при иных обстоятельствах, особенно, если что-то не понравится проверяющим превратным.
Русберг внезапно свернул с дороги, спрыгнув в грязь нищего квартала, и встал за небольшой сарай. По дороге медленно шли трое в темных одеяниях с королевским гербом на рукавах, но лица их были скрыты под черными непроглядными тряпками. Через некоторое время он выглянул, провожая их взглядом, и, прождав, пока те скрылись, пошел по нищим кварталам.
«Это усложняет абсолютно все».
Он этого не ожидал. События разворачиваются стремительно, и его действия должны быть еще более резкими и неожиданными. Все идет слишком быстро, и надо действовать немедленно и жестко. Слуги Теней свободно ходят по столице Халлана, а это означает только одно. Русберг шел быстро, время от времени сворачивая то в один переулок, то в другой. Вокруг стояли, валялись, сидели спившиеся калеки, старики, гулящие женщины и прочие представители людского дна. На него косились, пытались заговорить, предлагали себя, но Русберг шел, отстраняя жесткими движениями каждого встречного. Вслед слышались недовольные выкрики, бранная речь, но это не имело значение, никто не смел попытаться его призвать к ответу.
