Глава 12.1
Эмили Мунтэ
Спину жгло огнём, а ног я не чувствовала вовсе. Виной тому были лежавшие за шиворотом заговорённые камни – жгучий и ещё какой-то, в разы хуже.
– Больно тебе? – издевательский голос из-под капюшона. И столько в этом голосе было ненависти, что я в очередной раз изумилась. Чем? Чем я так не угодила этой мегере? – И мне больно, – прошипела она, подскакивая с сиденья кареты и нависая надо мной. – Это всё из-за тебя, – её лицо казалось зеленовато пыльным в тени капюшона.
– Что именно у вас из-за меня? – мой голос звучал слабо и почти моляще из-за адской боли, раздиравшей спину.
– Вся жизнь наперекосяк, – выплюнула она и снова плюхнулась на сиденье напротив.
– Где Оливер? И куда вы меня везёте?
– Оливер?! – Лукреция расхохоталась настолько жутко, что у меня волосы на руках встали дыбом. – Нужна ты своему Оливеру, – сказала она, просмеявшись. – Думаешь, такой мужлан, как он, написывал бы тебе романтичные письма? Все они были от меня.
– Все? – переспросила я, пытаясь повернуть голову и посмотреть этой грымзе в лицо. Но тело не слушалось. Мне и говорить-то было сложно.
– Все до единого, – ответила Лукреция ликующе. – Ты, конечно, не знала, но я одинаково хорошо пишу и правой, и левой рукой. Только почерки разные. Ты ведь думала, что Оливер – левша?
Я прикрыла глаза, пытаясь справиться с накатившим на меня разочарованием. Лукреция шипела что-то ещё, но я не слышала. Или не слушала… Выходит, всё было враньём?
Свой вопрос, как выяснилось, я задала вслух.
– Враньём? – усмехнулась Лукреция. – Запудрить голову наивной дурочке – много усилий не надо. Пара страстных взглядов, десяток признаний в письмах, и ты с радостью прыгнула к нему в койку.
– Вы всё это подстроили? Зачем? – из-под ресниц на щёки покатились слёзы, а в памяти ожили воспоминания со смотрин и после. Как на меня с презрением косились даже слуги. И как мой отец не глядя подмахнул мою помолвку и выслал в проклятые земли.
– Затем, – огрызнулась Лукреция. – Ты – грязь, и тебе не место в знатном доме. Если бы не твой отец с его непонятной о тебе заботой, опозорилась бы и выскочила за своего Оливера. И жила бы с этим попрошайкой душа в душу. Только с таким тебе и место.
– Куда вы меня везёте? – повторила, пытаясь унять слёзы. Оплакивать любовь, которой никогда не было, что может быть жалче и бесполезней? Нет, я не буду больше плакать.
– Никуда я тебя не везу, – ответила Лукреция. – Какая мне от тебя теперь польза? Оставлю подарочек твоему папеньке, а заодно и женишку. Каменному этому.
– Он не каменный, – вырывалось у меня.
– Что, уже прикипела? Таким как ты, вертихвосткам, много времени не надо. Ничего-о, и на таких справедливость найдётся.
– И в чём она? Ваша справедливость?
– А вот сейчас и узнаешь, – она стукнула по продолговатому окошку в стенке, и кучер отодвинул заслон. – Останови тут, – велела Лукреция.
Карета проехала ещё немного, дёрнулась и затормозила.
– Помоги её вытащить, – потребовала мегера и распахнула каретную дверь.
На меня подуло холодным ветром и пылью. Я закашлялась, но прикрыть нос не смогла – руки не слушались. Кто-то дёрнул меня за ноги и начал стаскивать с сиденья. Это оказалась Лукреция. Прежде чем я упала на иссушенную землю пустыни, под спину меня подхватил кучер. Заросший громила со шрамом, рассекающим левую бровь и доходящим до середины щеки. Мы встретились взглядом. В ответном я не увидела ни сочувствия, ни вообще каких-то эмоций. Будто тащили не человека, а мешок с картошкой.
– Отнеси её подальше от дороги, – велела Лукреция. – Чтобы не нашли.
Громила тащил меня, и я понимала – не найдут. Пройдёт эта ночь – а ночь уже опустилась на мёртвые земли – пройдёт следующий день – и всё равно не найдут. Как можно найти кого-то в этой бесконечной пустоши?
– Что-то ты притихла, – подметила Лукреция, шедшая следом за громилой. – Даже умолять не будешь?
– Вас-то?
– До последнего гордячка! – вспылила мегера. – Бросай её здесь, – приказала кучеру.
Отдать ему должное, швырять он меня не стал. Положил аккуратно на землю, выпрямился и начал вглядываться в горизонт. Туда, откуда дул ледяной и пропитанный пылью ветер. Громила указал подбородком в сторону горизонта и неразборчиво замычал. Похоже, Лукреция выбрала себе идеального сообщника. Кучер оказался немым.
– Да вижу я, – отмахнулась Лукреция. – Тем лучше. Мы уедем, а эта вот останется, – заявила она радостно. – Подумает о своих поступках. Перед смертью, – эти слова стали последней нотацией, прочитанной мне надзирательницей. – Пошли, – окликнула она громилу. – А то и нас эта жуть накроет, – махнула она в сторону горизонта.
Звук их шагов по сухой утрамбованной почве, казался едва слышным из-за воющего ветра.
«Не найдут», – повторяла я мысленно и сожалела. Не о предательстве Оливера. Не о приближавшейся смерти. А о том, что не успела помочь лорду Грэмту. Даже теперь продолжала думать о нём.
Это сожаление стало для меня такой неожиданностью и откровением, что я всё-таки зарыдала, оплакивая собственную глупость.
