— Это мелочи.
— Мелочи? Не понимаю… — Гордиан нахмурил густые, начинающие срастаться на переносице брови. — Что же тогда не мелочь?
— Эдикты после твоей смерти тут же утратят силу.
— Я еще не собираюсь умирать. Надеюсь, преторианцы смогут меня защитить. — После изгнания Сасония Гордиан неколебимо верил в силу своей гвардии.
Мизифей покачал головой:
— Как раз они-то и не смогут. Вернее, не захотят. Вспомни слова царя Нумы Помпилиума: «Охрана нужна только тому, кто не доверяет народу и боится его». В данном случае народ тебе доверяет. Но твоя охрана — самая большая опасность для императора.
— Распусти тогда преторианскую гвардию, — огрызнулся Гордиан.
— В этом случае ты не доживешь и до утра… Они же тебя и убьют.
— Чего ты от меня хочешь? Я проживу сколько смогу и сделаю то, что смогу! — воскликнул Гордиан тоном капризного ребенка.
— Ты должен сделать больше, чем можешь, — перебил его Владигор. — И для этого должен стать другим. Не таким, как сейчас.
— Кем же я должен стать? Небожителем?
— Почти. Хранителем времени.
Гордиан в растерянности посмотрел сначала на Владигора, потом на Мизифея.
— Прежде мне казалось, что самое трудное — быть императором. Теперь, когда благодаря тебе появилась надежда справиться с этой обязанностью, мне говорят, что я должен сделаться кем-то большим.
— Именно.
— Но это не в моей воле. Не могу же я вырасти еще на целую голову.
— Вырастешь. Не волнуйся, — совершенно серьезно заметил Мизифей.
— Риму обещано двенадцать веков, — сказал Владигор. — Если все будет оставаться по-прежнему, то недолго ждать, когда этот мир рухнет. Но что такое гибель? Всего лишь разрыв между прошлым и будущим. Искажения времени уже начались… Только Хранитель может их исправить.
Доводы Владигора звучали убедительно. Происходящее очень напоминало Гордиану то, что произошло год назад с его дедом, — явились чужие люди и стали требовать от старика провозгласить себя Августом. Тот не мог отказаться. Отказ означал смерть. И не только для него и всей его семьи, но еще для многих и многих… В такой ситуации можно ответить лишь «да» и заранее приготовить петлю.
— Что я должен сделать? — проговорил Гордиан наконец.
— Научиться тому, чему будет учить тебя Архмонт, — ответил Мизифей. — Пройти испытания. У тебя не так много времени. В год тысячелетия Рима ты должен сделаться Хранителем времени.
— А если я не смогу?
— Ты не должен задавать этот вопрос.
— Твой короткий меч против моего длинного, — посмотрим, что ты сможешь сделать, Марк, — сказал Владигор, становясь против императора.
— Посмотрим… — отвечал Гордиан.
С севера дул холодный ветер, серые тучи обложили небо, Рим был затянут сеткой мелкого дождя. Еще вчера было необыкновенно тепло, горожане расхаживали по улицам, вдыхая запахи цветения, принесенные ветром из многочисленных садов, и сам Гордиан думал о том, не поехать ли на свою виллу на Пре- нестинской дороге. Впрочем, он знал, что Мизифей не отпустит его. Если прежде Сасоний со своими дружками подчиняли его себе, то теперь Мизифей приобрел над ним странную магическую власть.
Сегодня ничто не предвещало весну — контуры зданий и храмов лишь угадывались за пеленой дождя. Несмотря на холод, на Гордиане была лишь пурпурная туника из тончайшей шерсти и легкие сандалии, украшенные золотыми пряжками.
Они вышли в открытый гимнасий, примыкающий к баням. Пол был выложен зеленым нумидийским мрамором, а ряды мраморных колонн с каннелюрами венчали тяжелые шапки золоченых капителей.
— Не боишься сражаться боевым оружием? — спросил Владигор.
— Но ты же не собираешься меня убивать? — засмеялся Гордиан, — происходящее казалось ему развлечением.
— Возможно, и убью, если ты будешь плохо защищаться…
— Никогда бы не подумал, что ты жесток, Архмонт.
— А с чего ты взял, что я добр? Я правитель и умею карать. И умею заставить…
— Тогда научи меня своему умению, — отвечал Гордиан. — И главное, научи, кого карать и кого заставлять. Читая книги о полководцах и правителях, я так ясно вижу их ошибки, но едва начинаю действовать сам, тут же теряюсь. Кто знает, что истинно, а что ложно?.. Никто…
— Поговори об этом с Мизифеем, он мудр.
— Его мудрость — особенная. Она пригодна лишь для него. Он как будто ходит по лабиринту и прекрасно ориентируется в его сложных ходах. А я? Тут же теряю нить и не знаю, куда ступить, если Мизифея нет рядом и он не указывает мне, куда идти.
Неожиданно Владигор сделал выпад. Рука Гордиана мгновенно взметнулась, чтобы отбить удар. Клинок синегорца отскочил от подставленного меча и, сделав пол-оборота, коснулся правого бедра Гордиана. Именно коснулся, ибо Владигор лишь обозначил удар, но не нанес его. Лезвие замерло, прорезав ткань туники.
— Ты хочешь меня убить? В самом деле? — Гордиан удивленно приподнял брови.
— Ты испугался?
— Не знаю… наверное… Мне приходилось глядеть в лицо смерти, но не могу сказать, что я к этому привык… Как нельзя привыкнуть к обжигающему раскаленному железу… или к холоду льда.
— Ты умеешь красиво рассуждать. Но умеешь ли ты анализировать происходящее?
Меч сделал оборот и вновь коснулся пурпурной туники. Теперь слева.
— Возможно, я смогу… — произнес Марк не особенно уверенно. — Тебе нет никакого смысла убивать меня. Ты два раза спасал мне жизнь.
Гордиан напал первым. Но Владигор даже не стал парировать удар. Вернее, и удара-то не было. Едва юноша замахнулся, как Владигор сделал мгновенный колющий выпад, и клинок вошел по самую рукоять Гордиану в живот. Марк ощутил противный холод стали, рассекающей внутренности. Несомненно, рана была смертельная. Гордиан стоял, покачиваясь, не понимая, что произошло. Он не испытывал боли, лишь невыносимую обиду, и едва не выкрикнул по-детски: «За что?» Потом хотел вытащить меч, но понял, что тут же умрет, если сделает это.
— Неважные рассуждения, — проговорил Владигор. — То, что я когда-то симпатизировал тебе, еще ни о чем не говорит. Особенно здесь, в Риме…
И он выдернул клинок. Все, смерть?.. Гордиан, не отрывая взгляда, смотрел, как стекает по лезвию ярко-алая кровь. Его кровь. А потом и меч, и дымящиеся пятна крови на клинке стали таять. И в руках Владигора не осталось ничего: он разжал ладонь — она была пуста. Гордиан в изумлении ощупал тунику, сдавил пальцами то место, где только что ощущал противный холод клинка. На теле не осталось даже царапины.
— Клянусь Геркулесом… невероятно… Как ты это сделал?!
