Давно уже прошли те времена, когда Гармай воспринимал себя как раба и говорил соответственно. Большого труда стоило приучить его к отношениям на равных…
Единственное, что не удалось никак — это избавиться от обращения «господин».
Правда, во всё остальном Алан, похоже, малость перестарался. Услышь кто посторонний такие речи — в обморок бы свалился. А по возвращении из обморока задался бы интересными вопросами… Впрочем, на людях Гармай вёл себя более-менее адекватно.
— А ты понимаешь, что значит отказаться от приглашения? — строго заметил Алан. — Это ж смертельная обида главе рода. Думаешь, после этого нас бы так легко отпустили?
— Нельзя, что ли, наплести чего? — насупился мальчишка.
— Чего наплести? Что ждёт меня в меннарских болотах чудовище невидимое, дабы составить завещание? Ты фантазию свою буйную малость прикрути, когда о серьёзных вещах речь…
— Не, в чудовище не поверят, — серьёзно ответил Гармай. — А вот что до захода солнца надо тебе быть в Огхойе у начальствующего над городской канцелярией — в это поверят. А быть тебе у него надо по секретному делу, которое не след всем встречным обсказывать…
— Ладно, гони дальше, — шевельнул бровью Алан. Крыть было нечем. Версия у мальчишки родилась отличная… как жаль, что собственные мозги соображают с таким скрипом. Правду говорят психологи, что пик сообразительности — в четырнадцать лет.
— Ну а чего дальше… Смекнул я, что раз уж они тебя за околицу потащили, то камнями закидают. А ежели камнями, то надо, чтобы все участие приняли. От мала до велика. Все, кто камень бросить может. Кроме баб, конечно. Но и бабы тоже все набежали — любопытно же. В деревне почти никого и не осталось. И чем их было отвлечь от тебя, господин? Одно только средство было…
— Ну-ну? — Алан начинал догадываться.
— Словом, я в дом к дедушке Хунниаси вернулся, горящую головню из очага взял — и на сеновал. Знатно занялось… Выждал, чтобы уж точно не потухло, и бегом к околице. «Пожар!» ору. «Горим!». Ну а там уже дым столбом взметнулся. Ясное дело, как они дым увидели, мигом про тебя забыли, назад кинулись, добро спасать… А я тебя отволок от дороги, в кусты. Совсем уж испугался, думал, убили. И как бы хоронил я тебя? Ты ж мне пока не обсказал, как это по-христиански делается. А неправильно хоронить нельзя, дух тогда бродяжить станет…
Уж в чём нельзя было отказать Гармаю, так это в детской непосредственности.
— Да ладно тебе… бродячий дух… Дальше-то как было?
— А дальше оказалось, что дышишь ты, живой, значит. Ну, я смекнул, что в Огхойю тебя надо… наверняка какой знахарь найдётся… не стоит город без лекаря… Ну и потащил потихонечку. Плащ твой на полоски порвать пришлось, обвязал я тебя и лямки сделал… ты ж тяжёлый, между прочим. Ну вот… тащу и Христа прошу, чтоб помог, значит. Потому что нельзя тебе помирать… да и я без тебя куда? — он всхлипнул, что совсем не вязалось с прежним иронически-хвастливым тоном.
— Так ты что, до самой Огхойи меня волок? — изумился Алан. Раньше он предполагал, что пацан уговорил кого-то подвезти израненного господина. Да ведь и глаз мула запомнился…
— Ну, почти, — кивнул мальчишка. — Дотащил я тебя до рощицы близ городской стены, а дале в город побёг, выяснять насчёт лекаря. Мне к тётушке Саумари и показали дорожку. А там уж она соседей упросила, чтобы помогли. Те мула оседлали и со мной пошли… Повезло ещё, что солнце не село и ворота городские открыты были.
Что-то Алану было всё-таки непонятно. Сидела в мозгах кривой занозой какая-то мысль, и никак он не мог её ухватить.
— Слушай, — наконец сообразил он. — Когда мы в Аргимгу пришли, солнце уже полдень миновало. Пока я крестьянам бумаги писал, пока обедали, пока эта буча случилась — времени-то изрядно прошло. А от Аргимги до Огхойи пешего пути едва ли не полдня. Пешего, заметь. А не если один другого по земле волочит. По моим расчётам, ты бы никак до захода солнца не управился, и более того — дай Бог чтобы к утру до города добрался. С моей-то тушей… Как же тебе удалось так быстро?
Мальчишка задумался. Потом покрутил головой, отчего длинные чёрные космы взметнулись львиной гривой.
— А я знаю? Не хватало мне тогда об этом думать. Тащил и всё. Ну и Христу сказал, чтобы пособил. Ну и вот… чего ж непонятного-то?
Слов у Алана не было. И вообще ничего не было в голове — ни мыслей, ни чувств.
Одна лишь теплота, разлившаяся по жилам и растворившая в себе боль. Теплота укачивала, и размах волн становился всё сильнее — до горизонта и обратно, и не было ни света, ни звука — только непрерывный полёт между небом и бездной.
Точно так же болтало в десантной шлюпке, пока та разгонялась. Тесная кабинка, до всего нужного рукой дотянешься… если, конечно, сумеешь поднять эту руку, превращённую перегрузкой в чугунную чушку. Правда, тянуться было незачем — лежи себе в мягком кресле, стискивай зубы и терпи… самое главное сделает за тебя электроника. Какое счастье, что бортовые компьютеры этих, по выражению Серёни,
«космических велосипедов» управляются вполне внятной операционкой DoorSky, а значит, перепрограммировать — не проблема. Были бы мозги…
И всё равно только на разработку программы ушло три года. Конечно, в одиночку бы ему нипочём такое не провернуть, но мир не без добрых людей… которые бесплатно пишут тебе требуемые модули, а главное, не задают лишних вопросов. «Так угодно Господу», отшучивался он, и шутки принимали.
Разумеется, на «Солярисе» не было и не могло быть никакой пилотируемой техники, предназначенной для посадки на планету. Эти шлюпки болтались в ангаре лишь затем, чтобы в случае аварии транспортного бота — буде таковая случится по выходе из «Врат» — прилететь на выручку пассажирам. Но, конечно, параметры этим железкам задавались с запасом. Просто никому и в голову не приходило, что по аппаратным возможностям их вполне хватит на несколько сужающихся витков по орбите и вход в атмосферу. Стоит лишь ввести соответствующую программу…
Повезло и в том, что технического персонала на «Солярисе» было не столь уж много, и господам исследователям приходилось помимо своей прямой, столь нужной благодарному человечеству деятельности «драить медяшку». Сильвер, комендант станции, оказался в этом отношении беспощаден. Будь ты пузатым доктором наук Сайдивейсеном, виднейшим специалистом по форме крыльев бабочки «фараонов нос», будь ты милейшей Анечкой, специализирующейся по связям азбуки «гаяни» с вавилонской клинописью — есть расписание вахт, и попробуй отказаться. «А если метеоритная атака? — щурился на недовольных Сильвер. — Девятьсот одиннадцать прикажете набрать?» Это было разумно — и очень, очень удобно. Никаких вопросов не вызывало пребывание филолога Ёлкина в транспортном ангаре… Техника — она пригляд любит… маслицем там смазать, спиртиком… С главным механиком станции Милном, однофамильцем создателя «Винни-Пуха», дружба установилась быстро. Любил старик тех, кто неровно дышит к железкам… а ещё любил российский ягодный самогон, который Алан исправно привозил с Земли в каждый свой отпуск. Сидели они с Джозефом Милном в его каюте, неспешно обсуждали земные новости, закусывали хрустящими солёными огурцами — матушка Нина была мастерицей по домашним заготовкам, ругали коменданта Сильвера, которому до полного сходства со знаменитым пиратом не хватало лишь имени Джон да протеза вместо левой ноги… в остальном имело место полное совпадение…
