— Куда потом?
— Неважно. Страна большая, мы затеряемся в мелких городках. Он тебя не найдёт.
Сабрина так и не притронулась к чаю. В сумерках подвала она сама была как сущность. Не отличишь. Надя представила Пса, Калеку и Смертёныша, и рассадила их всех вокруг стола. Она бы дала каждому по кружке чая и по печенью. Сказала бы: «Ешьте, так делают все живые. Вы ведь хотите быть похожи на живых».
«Ешьте, а потом мы выйдем из города по секретной тропинке».
А ещё: «Не бойтесь, он нас не найдёт».
Но Пёс, Калека и Смертёныш лежали, похороненные в каменной штольне. Они ждали, когда она вернётся за ними и скажет: «Война закончилась. Мы победили».
— Сабрина, я никуда не уйду из города. — Она затолкала в рот ещё одно печенье, чтобы чуть-чуть уменьшить свою вину, и сказала: — Ты сама лучше уходи. Мне он ничего не сделает, я всё равно прорасту сквозь землю, или… А живых он будет убивать. Я знаю.
— Зачем ему убивать?
— Сложно объяснить. Просто он не может по-другому. Мы все не можем, потому что не понимаем, как быть живыми.
Лицо Сабрины застыло, как посмертная маска, и Надя подавилась печеньем.
— Я хотела сказать — они не могут, они не понимают.
Повисло страшное молчание, перемешанное с глухими ударами за пределами подвала. Сабрина отвернулась к стене, спрятав руки на коленях. Тени плясали по её лицу, так что Наде страшно было поднимать глаза.
Зазвонил телефон — они обе вздрогнули. Надя подхватила холодное тельце мобильного. На экране высветился незнакомый номер. От волнения она едва попадала пальцами по кнопкам.
— Мама?
На той стороне неразборчиво хрипело.
— Алло! Слышишь? — не выдержала Надя. Она вскочила на ноги, надеясь, что сеть хоть ненадолго появится. Подбежала к лестнице.
Через трубку загудели высоковольтные провода. Что-то тяжело и глухо ударило.
— Алло? — повторила Надя уже не так уверенно. Замерла в полёте рука, протянутая, чтобы открыть дверной засов.
— Здравствуй. Узнаёшь меня?
По ту сторону телефонной трубки загрохотал по рельсам поезд. Она не сразу поверила ушам. Оторвала мобильный от уха, чтобы ещё раз проверить номер. Обычный набор цифр, которые не запомнить, если не задаваться такой целью.
— А я знаю, где ты, — сказал Скрипач. Вслед его голосу загудел подземный сквозняк.
— Чего ты хочешь?
Сабрина обернулась. Ей не понадобилось объяснений — с лица сошли все краски, даже оранжевые блики электрической свечи. Губы сжались в тонкую линию.
— Что тебе надо? — спросила Надя в идущую помехами тишину.
Зашуршало, заухало, застонало подземельным эхом в ответ.
— Хотел услышать твой голос.
Она с силой нажала на кнопку сброса. Хотелось швырнуть телефон, разбить об стену, чтобы он уж точно не зазвонил. Только это было бы напрасно. За тонкими стенами подвала землю пронзали тысячи проводов. Скрипач оплёл ими весь город. Он мог бы говорить с ней и так, но хотел через телефонную трубку. Потому что так делают все люди.
Дрожащей рукой Надя вернула телефон на край стола. Мобильный тут же ожил — грянула электронная мелодия, засветился экран. Номер был другой. Он замолчал на секунду и принялся звонить снова. Вместо номера высветилась бессмыслица из букв и цифр.
Сабрина вытряхнула из мобильного аккумулятор, и только тогда сделалось тихо. Надя поняла, что дрожит. Она не думала, что может так бояться. Безотчётно, как могут только люди. Она не думала, что будет нетерпеливо ждать рассвета.
— Скоро утро?
— Утром ничего не изменится, — сказала Сабрина.
Солнце и солёный ветер.
У фонтана женщина набирала воду в большие пластиковые бутыли, ей помогал мальчишка лет десяти — мышцы напрягались на тонких руках, когда он поднимал бутылку. Цветное платье женщины хлопало от ветра, как голубиные крылья.
Она то и дело вздрагивала и нервно оборачивалась, в сторону захваченных районов. Оттуда вместе с рассветом поднималось облако чёрной пыли. Но было тихо, кладбищески тихо, как бывает только перед тревожным воплем сирены.
Сабрина шла впереди шага на три — Надя видела её прямую спину и меч, висящий наискось, как дорожный знак запрета. Женщина проводила её долгим взглядом, потом обернулась на Надю. Надя спрятала глаза.
— Сабрина, давай вернёмся.
— Нет.
Ближайший дом таращился на мир выбитыми стёклами, только окна нижних этажей были заколочены досками. Оттуда-то из дворов слышался стук молотка. Мальчишка пробежал снова — теперь едва ли не сбил с ног Надю, — и потащил в темноту подъезда ещё одну бутылку с водой.
У неё щипало глаза от солнечного света. Всё подряд казалось невозможно горячим: асфальт, стволы деревьев, которых приходилось касаться, чтобы не упасть, собственный лоб и ветер.
На остановке автобуса замер, ссутулившись, мужчина в старомодной куртке-кителе. Надя обернулась, чтобы рассмотреть его лицо. Интересно, кого он собирался дождаться? Асфальт в десяти метрах от остановки был разворочен, вряд ли сюда проберётся даже самый смелый автобус.
На площади перед медицинским институтом люди застыли в разных позах. Группка парней у доски объявлений, молодая мама с коляской под цветущими липами. Надя ощутила покалывание в кончиках пальцев — сначала ощутила, и уже потом поняла, что не так в пасторальном летнем пейзаже. Никто из них не шевелился. Только ветер трепал одежду.
— Сабрина, почему…
— Идём. Быстрее.
Они обернулись и проводили Надю безразличными взглядами. В этом единственном движении она увидела нечеловеческую суть. Электрические провода над тротуаром угрожающе шевельнулись. Его дрожь передалась другим, и воздух запел от вибрации.
Сабрина развернулась и схватила Надю за руку, отскочила в тень деревьев. Из-под развесистой кленовой кроны не было видно того самого первого провода, но через разбитые стёкла первых этажей выползли другие, тонкие красно-синие и задёргались, как будто нащупывали ветер.
Надя охнула.
— Тихо, — прошипела Сабрина.
Провода потрогали оползшую стену здания и скрылись в темноте разрушенных внутренностей.
Между ними и путями отступления лежал целый посыпанный битыми стёклами проспект. Развороченная дорога походила на застывшую реку — асфальт встал на дыбы и грозил обрушиться с высоты вдвое большей человеческого роста. Из обнажившейся земли торчали, как инопланетные растения, разорванные трубы.
В тени асфальтовых волн они позволяли себе передышки. Под смятыми зонтиками уличного кафе — сидели ещё трое не-живых. Надя смотрела в спины сидящим, минуту, две, но никто из них не шевельнулся.
— Они совсем как люди.
