Она вывела двоих из дома и быстро подняла в небо, пока люди, собравшиеся в саду, не обратили на неё внимания. Сама поднялась следом и приказала подчинённым взять курс на Пустошь. Почувствовала мысленное противодействие и резко хлестнула обоих: «Повинуйся!» Скоро их догнал Арно в сопровождении стаи новеньких кукол.
— Не сложно было отобрать их у предыдущих хозяев? — полюбопытствовала Мира, когда они опустились за Вастусом.
— Тяжело, — Арно выглядел не лучшим образом, от голода заострились черты. — Один очень сопротивлялся, но Эрик мне помог. Сейчас я спокойно управляю всеми десятью.
— Ого! Десять? Молодец.
— Я сделал бы больше, если б вы отправили мне больше болванок.
Мира с сомнением посмотрела в его блестящие от голода глаза.
— Пока этого довольно, Арно.
Они начали тренировку и через два часа совсем выбились из сил. Арно методично проверял возможности своих новых кукол, но делал всё более длительные перерывы. Мира же постоянно сталкивалась с мысленным противодействием подчинённых — бывших свободных carere morte, и растратила много сил на их подавление. К полуночи они закончили. Арно повёл вокруг голодными глазами.
— Домой за кровью? — спросил он.
Вампирша молчала, закрыв глаза. Карда, цитадель вампиров, вновь доверчиво, как в день первой встречи, открылась ей. «Сестра! — шептала она. — Сестра, как я рада встрече… Я приготовила тебе много вкусной пищи…»
Мира тяжело мотнула головой. Наваждение не уходило.
«Патенс… Вастус… Сальтус… — шептала Карда. — Выбирай любой на вкус! В Патенсе ты наешься досыта простой пищей. Сальтус хорош для долгого преследования. Дома Вастуса пестрят дырами в защите — заходи и пей жизнь из бокала в тёмной чужой гостиной! А Корона… — о, Корона! Благородный вкус, как выдержанное старое вино…»
Мира сорвалась с места, распахнула крылья. Она устала противиться зову проклятия, зову своей сути. Бывали дни и ночи, когда она была голоднее, чем сейчас, но упражнения с «обменом кровью» стали последней каплей, переполнившей чашу. Она забыла себя, забыла свои клятвы, забыла тетради с именами жертв. Она была в Карде, и она вновь была дикаркой, жадной до чужой жизни, не помнящей вчера, не знающей завтра. Она летела за чужой жизнью.
Где-то в глубине сознания оставалась мысль, желание, надежда: пусть охотники найдут и остановят меня! Мира повторяла это, когда настигала жертву — молодого мужчину на улице Сальтуса. Мира безмолвно кричала это, когда протягивала когти к добыче. Она помнила это, даже когда струи крови смертного ударили в её горло. Она помнила, постанывая от давно позабытого удовольствия… Вкус живой человеческой крови ошеломил, смял, раздавил. Как она могла отказываться от этой великолепной книги судьбы, симфонии плоти и духа, квинтэссенции жизни? Желание чужой жизни — тёмное и огромное, разросшееся за годы полуголодного существования до размеров Вселенной, несло её. Она летела… в пустоте: движение без цели, ради движения. Ради полёта. И падения…
Некто грубо вырвал её из сна. Больно дёрнув за плечи, он оттащил её от добычи, швырнул на камень мостовой. Хватка его рук была нечеловечески сильной. Это Арно захотел взять свою долю?! Вампирша зарычала, вскочила, кинулась на соперника… и в шаге остановилась. Этот вампир, вчерашний дикарь, присел на корточки около смертного и не пил жизнь — быстро и ловко перетягивал его руку выше места ранения жгутом…
Мира возвратилась в дом Вако перед рассветом. Незнакомые люди все спали, охотники были заняты в рейдах и подготовке похода на север. Незамеченная, вампирша спустилась в пустой подвал и отомкнула дорожную сумку. Достала из неё серебряный ошейник и, с минуту подержав в руках, надела. Ещё один шаг, приближающий её к Бездне. Ещё одна разорванная сеть, прежде задерживавшая её падение в пустоту. Ещё одна расписка в собственном бессилии.
Глава 17 Ночь перед наступлением
Ночь перед выступлением первых отрядов к «Тени Стража» была пасмурной и дождливой. Ни луны-смотрительницы, ни звёзд, по которым можно было бы гадать об исходе кампании: только клокастая серая шаль облаков, цепляющаяся за шпили высоких зданий, да холодные потоки воды, за которыми совсем скрылась Карда. Люди, собравшиеся в поход, разошлись на отдых по пустующим домам Короны.
За три недели в Карде отряду Миры удалось собрать четыре тысячи сторонников. Помогли и «Гроздья». Дэви по-прежнему поддерживал туман чар над городом, но его чары слабели. С юга в северную цитадель вампиров стекались сторонники Миры. Стычки зачарованных с чужаками происходили регулярно, были и человеческие жертвы и с той, и с другой стороны. Скоро странной ситуацией в Карде заинтересовались сторонние люди, но Асседи быстро пресёк все слухи и попытки вмешаться. Старая Карда опять оказалась в изоляции, и немногие, знающие о подоплёке всех странностей севера, со страхом ждали, кто же победит в древней войне. Кого Дона выйдет встречать, как победителя?
Завтра выступление. Армия двинется на «Тень Стража» и первой преградой на пути станут дома Митто и Калькаров — два давних оплота вампиров. Жаль, погода подкачала… Солнце не спешило записаться в союзники Ордена, и во всех разговорах охотников и их сподвижников явственно звучала нотка некоторого пессимизма. Не хотелось мечтать о мире без вампиров, не было нужды подгонять себя ненавистью, местью или жаждой реванша в старой игре. Кто-то обращался к прошлому: от одной группы то и дело долетало: «А помнишь?..» Но вспоминали не анекдотические случаи: обычную, в одночасье рухнувшую жизнь. Эти «а помнишь?» звучали тускло. Другие в последнюю ночь перед завершающим этапом кампании осмеливались смотреть в будущее: вот пришли совершенно мокрые, но счастливые Феликс Краус-младший и Джезабел. Они подняли шум на весь дом Меренсов: только что обвенчались! Их примеру немедленно захотели последовать другие. Николас потянул Марсию за руку к двери. Бывшая вампирша сначала следовала за охотником, даже смеялась, потом помрачнела, вырвала руку и вернулась на место. Тот бросился её успокаивать…
— Рано! — слабо отнекивалась Марсия. — После всего, потом…
— «Потом» может не быть, Марсия!
— Сегодня такое небо тяжёлое! Плохая ночь, плохой город! Лучше потом, в светлой Доне… — неуверенно. Николас, не слушая, снова потащил её к дверям. Теперь девушка подчинилась.
— У меня даже платья красивого нет! — раздалось напоследок, и они скрылись за стеной дождя.
Экипаж Винсента остановился на подъездной дорожке дома. Винсент проводил почтенную гостью — Адору Рете в дом, сам же не зашёл. Он обошёл дом и остановился у входа в подвал. Здесь он долго стоял, собираясь с мыслями, заранее расставляя границы эмоциям. Снова и снова он повторял, что скажет сейчас Мире. О жестокости добровольного затворничества. О бессмысленности одинокой войны. О разрушительной силе и абсолютной власти мести. И о том, что эта месть — безумие, безумие, безумие… Потом он скажет о близящемся лете. О ярком, жарком солнце. О любви, для которой всё ещё открыто её сердце, несмотря на корку льда на нём. О жизни, к которой вампирша всё ещё может вернуться…
