продержался и трех лет.
Еще ряд попыток предприняли отчаявшиеся родители, чьи дети ожидали выпуска, но родители в итоге гибли, а починить механизм не удавалось. После гибели верховного мага и нескольких членов совета в Манчестере воцарился хаос; анклавы по всему свету взвыли. Поговаривали о том, чтобы вообще забросить школу – правда, тогда волшебники вернулись бы на исходную точку, когда погибало более половины их детей. Посреди этого безобразия лондонский анклав организовал переворот, взял Шоломанчу в свои руки, удвоил количество мест (дортуары стали значительно меньше) и открыл двери для одиночных учащихся. Примерно с той же целью, с какой выпускники приглашали наш класс с собой.
Все сложилось великолепно. Дети из анклавов по большей части выбираются отсюда живыми – выживают около восьмидесяти процентов, и это гораздо лучше сорока шансов из ста, которые им светили, если они оставались дома. В школе вокруг них много более слабых и менее защищенных ребят, и даже в выпускном зале злыдни не способны переловить всю рыбешку, устремляющуюся вверх по течению. Это лучшее, что смогли придумать самые могущественные и мудрые волшебники последнего столетия. С тех пор никто из них не пытался чинить очистительный механизм.
Но ребята – возбужденные, радостные, довольные, с восхищением глядя на гениальную Клариту, – ни на секунду не задумались, что Ориону для этого придется стать наживкой. Даже сам Орион, похоже, собирался одобрительно кивнуть, как только пришел в себя от изумления.
Я со скрежетом отодвинула стул и встала, прежде чем он успел это сделать:
– Вы собирались попросить вежливо?
Кларита и Орион резко обернулись.
– Это великолепная идея, которая полностью основана на том, что Лейк скормит себя злыдням вместо вас, – извините, конечно, но я думала, что в какой-то момент должно прозвучать слово «спасибо». Он спас шесть сотен жизней – и теперь должен спасти еще несколько, чтобы искупить свою вину? Пожалуйста, напомните мне хотя бы один случай, когда Лейк получил награду за спасение чьей-то шкуры. – Я обвела столовую гневным взглядом; несколько человек, которые рискнули посмотреть на меня, содрогнулись и опустили глаза. – Он никогда ни о чем меня не просил, а мой личный счет уже дошел до одиннадцати. Но, конечно, именно Лейк должен спуститься в выпускной зал и починить очистительный механизм. Одной рукой работать, а другой, видимо, отбиваться от злыдней. Это как-то неудобно. И как он, по-вашему, будет чинить механизм? Он не мастер и до сих пор не отработал ни одной технической смены.
– Мы построим ему голема… – начала Кларита.
– Отлично, – презрительно отозвалась я. – До сих пор никто до этого не додумался. Не смей раскрывать рот, ты, лемминг-переросток! – рыкнула я Ориону, и тот возмущенно взглянул на меня, поскольку действительно собирался открыть рот. – Если кто-то попытается починить механизм в одиночку, даже голем не поможет. Это не героизм, а самоубийство. А когда ты погибнешь, мы вернемся на исходную – с той разницей, что выпускники смогут диктовать нам всем свою волю.
Вокруг негромко зашептались.
Кларита сжала губы еще сильнее. Да, она держала в голове этот конкретный поворот сюжета, и ей не понравилось, что я разоблачила ее замыслы.
– Возможно, ты права, – сказала она. – Если ему нужна помощь, пусть те, кого он спас, тянут жребий и отправляются с ним. Например, ты, раз уж твой счет дошел до одиннадцати.
– Я и сам справлюсь, – возразил Орион. – Я могу отгонять злыдней от голема.
– Он развалится, прежде чем ты дойдешь до середины зала. И ты права: я пойду, – добавила я, обращаясь к Кларите; та нахмурилась – видимо, рассчитывала, что я отступлю. – Но мы не пойдем вниз одни только для того, чтобы нас сожрали, и устраивать лотерею тоже не будем. Если мы хотим чего-то добиться, с нами должны пойти выпускники, причем лучшие. Дайте нам доступ ко всей мане школы, и пусть Орион отгоняет злыдней – тогда, мы, возможно, справимся.
Не знаю, считала ли сама Кларита свое предложение жестом отчаяния, который, в худшем случае, убил бы Ориона. Но надежда пьянит не хуже вина, особенно за чужой счет. Выпускники из берлинского анклава энергично зашептались; когда я закончила говорить, один из них влез на скамью и громко произнес по-английски:
– Берлин гарантирует место любому, кто пойдет с Орионом! – Он бросил взгляд на столы Эдинбурга и Лиссабона. – Другие анклавы готовы обещать то же самое?
Вопрос, переведенный на десятки языков, облетел всю столовую; старшие ребята из анклавов сгрудились кучками. Один за другим представители почти всех анклавов вставали, чтобы изъявить свое согласие. И расклад сил заметно изменился. Лучшие ученики обычно лезут из кожи вон, пытаясь заключить с анклавами именно такую сделку: их помощь в битве со злыднями в выпускном зале в обмен на приют по другую сторону ворот. И большинство все равно не получают места. Трое лучших – да, а остальная мелочь довольствуется союзами и надеждами, ну или пытается прибиться к анклавам поменьше (впрочем, и на это есть шанс только у первой десятки). Вот почему за выпуск с отличием такая бешеная конкуренция.
У ребят-техников положение несколько иное: самые умелые из них наверняка получат приют в анклаве, но им до конца жизни придется выполнять грязную работу. Скорее всего, полноправными членами анклавов станут лишь их дети. А такая авантюра давала шанс им самим – шанс, от которого они отказались еще в младшем классе.
Нетрудно было угадать, кто из выпускников об этом задумался и на какой анклав нацелился – стоило лишь понаблюдать, к какому столу поворачивались их головы. Желающих было много. Кларита сама смотрела прищурившись – но не на нью-йоркский стол, за которым в знак согласия стояла одна из выпускниц, а на стол с краю, где по-прежнему сидел Тод со своей жалкой свитой из новичков.
У всех у нас – даже у тех, кто не выпускается, – большие планы на последние учебные дни; «адская неделя» здесь не фигура речи. Не считая экзаменов, контрольных работ и проектов, а также возросшей активности злыдней, достигшей пика, в это время еще и идет энергичная торговля. Выпускники распродают вещи, которые не пригодятся им во время рывка к воротам; остальные продают то, в чем больше не нуждаются (особенно если ожидают наследства от какого-нибудь выпускника). Каждый, кто скопил к концу года ценное имущество или ману, носится по школе, заключая масштабные сделки; менее удачливые тоже носятся, отчаянно цепляясь за любую возможность.
Я в кои-то веки ожидала некоторого успеха – помимо аукциона, который собиралась устроить для меня Аадхья. Я уже отдала некоторое количество ртути среднекласснику-алхимику в обмен
