Темный эльф несильно вздрогнул, на мгновение потерявшись и выпав из реальности, опасно пошатнулся, а затем обессилено упал обратно на лавку, тщетно пытаясь скрыть невесть откуда взявшуюся нервную дрожь и унять ненормальное сердцебиение. Непонимающе ощутил, как стремительно гаснет в груди едва вспыхнувший пожар, помотал головой, прогоняя яркие искры в глазах. После чего утер выступивший на висках пот и, заслышав чужие шаги, ошеломленно воззрился на внезапно возникшего из воздуха Таррэна.
- В чем дело? - резко осведомился наследник Изиара, сверля нехорошим взглядом мокрого и бледного, как привидение, Хранителя.
Белка милосердно отвернулась и пожала плечиками.
- Пустяки. Наш Линни слегка перенапрягся, пытаясь поднять этот щедро накрытый стол. Наверное, хотел поразить меня своими выдающимися способностями? Не знаю, чего на него нашло. Спроси сам, если хочешь, а то я не понимаю, что он там бурчит.
- Линнувиэль? - зловеще сузил глаза Таррэн.
- Н-ничего, мой лорд, - ошалело выдохнул эльф, чувствуя, как медленно отступает странная немощь и проясняется голова.
- Возникли какие-то проблемы?
- Н-нет, мой лорд. Никаких проблем.
- Тогда почему на тебе лица нет?
Белка примиряюще потянула благоверного за рукав.
- Отстань. Не видишь: плохо человеку. Похоже, вчера съел что-то несвежее. Или по другой какой причине живот прихватило, вот и мается, бедолага. Аж позеленел весь. Пусти же его, пусть проветрится, а то иначе тут может случиться настоящий конфуз. Линни, мне кажется, тебе действительно стоит прогуляться.
Младший Хранитель болезненно дернул щекой от упоминания этой позорной клички, больше похожей на прозвище какой-нибудь подзаборной шавки, но не преминул воспользоваться мудрым советом и, коротко поклонившись крайне раздраженному наследнику, поспешил выбраться во двор. А едва выйдя наружу, торопливо прикрыл за собой дверь, шагнул на одеревеневших ногах на крыльцо и, все еще внутренне дрожа, в каком-то изнеможении опустился на чистую ступеньку. Но лишь тогда, вдохнув восхитительно прохладный воздух и устало прислонив голову к деревянным ограждениям, наконец-то почувствовал, что странное оцепенение окончательно исчезает, непонятная слабость неохотно уползает восвояси, а необъяснимое чувство тревоги потихоньку сходит на нет.
Что со мной? Отчего так мечется заполошное сердце? Почему в глазах до сих пор темнеет при одном воспоминании об этих странных радужках? И где моя сила? Куда сбежала от этих голубых глаз? Где ненависть, которая едва не спалила заживо? ЧТО, в конце концов, ЭТО было?!!
- Не понимаю… - прошептал он устало.
Линнувиэль довольно долго сидел на крыльце, размеренно дыша, постепенно приходя в себя и наслаждаясь теплыми солнечными лучами. Оперевшись на резные перила и совершенно бездумно глядя прямо перед собой. Размышлял, пытаясь разобраться в случившемся и, одновременно, избавиться от неожиданной растерянности. Старался понять, что же в действительности произошло. Правда, ни до чего определенного так и не додумался, а единственное, что сумел понять, так это то, что от Белика лучше держаться подальше. Игнорировать его кривляния и насмешки. Молчать, когда хочется крепко выругаться, и старательно делать вид, что полностью спокоен. Иначе в следующий раз его не просто испепелят на месте, а буквально разорвут на части голыми руками. По крайней мере, именно это он успел прочесть в опасно полыхнувших глазах будущего Владыки. Прочитал и сразу поверил, что так и будет, ибо Таррэн не остановится ни перед чем, чтобы уберечь своего драгоценного грязнокровку. Даже перед убийством сородича, что вообще немыслимо, и сознавать это было… тоскливо и как-то очень невесело.
Линнувиэль потеряно моргнул, не понимая уже ничего, но безумно устав от бесконечных разочарований. Однако, едва на улице показались черные гривы сородичей, заставил себя снова встать, сделал невозмутимое лицо и, плотно сжав губы, с независимым видом отправился собирать вещи.
Надо идти, надо, не смотря ни на что. Да, на душе гадко, мерзко и словно кошки скребут. Он был растерян, ничего не понимал в себе и в том, что случилось, но этого смятения никто не должен видеть. Даже единокровные родичи. Нельзя показывать, нельзя демонстрировать недостойную Перворожденного слабость. Маликон прав: мы слишком горды и непримиримы, чтобы осмелиться раскрывать перед чужаками свою душу. И еще более прав в том, что ни один из нас, никогда и нигде, не рискнет выставить напоказ собственные чувства.
Так, как почему-то не боится этого делать Таррэн.
- Глава 13 - Вал? - тихонько позвал Тир, осторожно опускаясь на траву возле низкого ложа, на котором неподвижной колодой лежал его старый друг. Над ним грустно шелестел зеленый полог живого жилища, игривые солнечные лучики снаружи бросали густые тени на спокойное лицо, умудряясь делать его суровым, аскетичным и каким-то… неживым.
- Вал?
Ланниец даже не дрогнул. Он был невероятно бледен, осунулся, заметно исхудал, будто что-то невидимое жадно пило из сильного тела все соки. Почти полностью обнажен, но до самого подбородка укрыт мягкой тканью, не позволяющей рассмотреть страшные раны. Глаза плотно закрыты, рыжие волосы спутались в беспорядке, широкая грудь медленно поднималась и опускалась, слабо напоминая прежние могучие вдохи. Но только по ней и можно было отличить его от мертвеца.
Юный эльф бережно приподнял простыню и до крови прикусил губу: вся правая половина тела Стража превратилась в обугленную головешку, ни единого здорового кусочка кожи не осталось, хотя эльфы явно старались. Но тот проклятый огонь, от которого он защитил Мелиссу, сильно поранил его самого. Почти убил. Напрочь сжег его любимый "амулет", без которого Вал никогда не появлялся. Да еще напротив сердца зияла жуткая, широкая, слегка поджившая рана, в которой ритмично подрагивала свежая, невероятно тонкая и очень ранимая пленка исцеляющего заклятия. Та, благодаря которой исхудавший Страж все еще каким-то чудом дышал и пока что цеплялся за жизнь.
- Вал!! - горестно воскликнул юный эльф.
- Боюсь, он тебя не слышит, - тихо сказал Владыка Тирриниэль, застыв возле входа в тесную комнатку. - Не волнуйся, это всего лишь наведенный сон, чтобы удержать его по эту сторону жизни. Потому что сейчас даже малейшее напряжение может его убить. Не тревожь его, мальчик. Дай время.
У Тира от этих слов невольно дрогнули руки, а в горле поселился удушливый ком. Никогда прежде он не думал, что могучий друг может выглядеть таким слабым и беспомощным. Никогда не думал, что будет благодарен Темным за то, что они все еще борются за его жизнь, хотя, кажется, тут уже сложно за что-то бороться. Вал едва дышал! Но они все-таки пытались, что-то делали, держали его на грани и отчаянно боролись, хотя было предельно ясно, насколько сложно Перворожденным справляться со своей неприязнью и как тяжело лечить такие страшные раны.
