– Есть еще одно средство, – прервала его размышления берегиня.
Вместе с другими чертами земных женщин она приобрела и изобретательность, оружие слабых в борьбе за жизнь. Двоеум перевел на нее усталый взгляд из-под полуопущенных век. Зеленый свет в ее глазах снова уступил место голубизне, она совсем стала похожа на простую земную женщину, только очень красивую.
– Ну и пусть мы Перунича не добудились, – без уныния продолжала Горлинка. – Так ведь Оборотнева Смерть при нас осталась. И заклятие ее нам теперь ведомо. Она моему мужу послушна, как всякому ловцу простая рогатина. Мой муж с нею одолеет Волка.
Погасший взор Двоеума оживился, снова заблестел. Это и правда было средство. Пусть час битвы с сыном Перуна еще не пришел, но в руках Вешнича Оборотнева Смерть обретает силу, губительную для любого оборотня. У судьбы не один путь.
Вскоре пришел Брезь. За плечами у него висели три свежие лисьи шкурки, он был весел и доволен. Отдав добычу матери, он прошел в клеть, думая порадовать Горлинку. Но там сидел незнакомый человек, чародей по виду.
Едва разглядев его, Брезь насторожился. Темные глаза незнакомца не понравились ему. Почему-то вспомнился тот далекий день, когда он ходил к Елове, дайте ей боги счастья в Надвечном Лесу, спрашивать, можно ли ему жениться.
И дурные предчувствия не обманули Брезя. Слушая жену, он мрачнел все больше. Ему предлагали взять Оборотневу Смерть и идти с ней на Огнеяра. Идти, чтобы убить его.
Брезь сам поначалу не понял, почему ум, сердце и душа его возмутились при мысли об этом. Что хорошего сделал ему Серебряный Волк? Если жена, его Горлинка, требует его смерти, значит, он враг, он опасен ей. Брезь самозабвенно любил жену, она была его жизнью, его светом и воздухом, ради нее он вышел бы на бой хоть со всеми Сильными Зверями, сколько их ни есть.
Но Огнеяр… Нет, не страх удерживал Брезя. Ему вспомнился дикий отчаянный вой оборотня, узнавшего, что Милава ушла в Верхнее Небо. Вот в чем дело! В этом вое была не злоба, не ярость, не угроза, а только тоска по потерянной любви. Сам Брезь год назад готов был выть вот так же – когда потерял свою Горлинку. Они оба любили Милаву, и это объединяло Брезя с чуроборским оборотнем. Он не мог желать гибели тому, кто любил его сестру. И даже обещал вернуть ее к людям.
Те времена помнились Брезю как в тумане. Он сам не понимал, как это вышло все – он любил Горлинку, она умерла, потом вернулась к нему в березняке, он сам чуть не умер от тоски по ней, потом она пришла, и все стало хорошо. Он почти не осознавал, что его нынешняя жена – не та, что была год назад перед родичами наречена его невестой. Обе девушки сливались в его сознании воедино, и лишь изредка, словно кто-то отпирал замок, Брезь смутно чувствовал – это не она. Но долго думать об этом ему не удавалось. Он любил ту, которая была с ним, и не смог бы снова жить без нее.
Но сестру Милаву он помнил хорошо. Знал он и то, что ей обязан своим нынешним счастьем – Елова успела сказать ему об этом, и он накрепко запомнил почти последние слова старой ведуньи. А если он убьет оборотня, то ему больше не видать сестры.
– Нет. – После долгого молчания Брезь тихо покачал головой. – Не пойду я на него. Он мне зла не сделал. Помнишь, – Брезь повернулся к Горлинке, – он тогда Лисогоров домой привел, Малинке жениха вернул, и нас с тобой назад на займище позвали? Без него когда бы еще? И он обещал Милаву нам вернуть. Не пойду я против него.
– Мало ли чего он обещал? – В глазах Горлинки сверкнула злая зелень. – Не сможет он этого сделать! Нет такого средства! Она ведь берегиня теперь, а уж про них-то я все знаю! Если он у нее крылья возьмет, она умрет, и уж насовсем!
– А как же она тебя? – Брезь в упор посмотрел на Горлинку.
Он не хотел спорить с женой, но мысль о Милаве, перед которой он чувствовал себя виноватым, придавала ему сил.
– Девица ей свой жизнеогонь отдала, – ответил ему Двоеум. – Кто жизнеогонь отдает, сам его лишается. Что же, Дивий сам вместо нее на белых крыльях в Небо улетит? Не примут его туда. Его дом – Подземная Тьма.
Брезь молчал. Ему было нечего возразить им, знающим Надвечный Мир неизмеримо лучше, чем он. Перед взором его встало лицо Огнеяра, каким он видел его в последний раз на крылечке Еловиной избушки, – замкнутое, с сурово сжатым ртом, полное твердой решимости. «Я верну ее», – просто сказал он, и нельзя было ему не поверить. И Брезь верил даже сейчас, спустя несколько месяцев, и даже чародей и берегиня не могли переубедить его.
– Он сказал, значит, вернет, – тихо, но твердо ответил Брезь. – По се поры он ни словом не обманывал. Вот будет опять месяц кресень, вернутся берегини на землю – тогда поглядим. А коли не вернет – тогда и зовите меня на битву.
– Тогда поздно будет! – раздраженно воскликнула Горлинка.
Впервые муж не послушался ее. По новой женской привычке Горлинка еще долго пыталась переубедить Брезя, упрашивала его, уговаривала, грозила Волком и своей немилостью, но Брезь не поддавался. Надежда вернуть Милаву с помощью оборотня была слабой, но и этой надежды Брезь не хотел лишиться.
Переночевав у Вешничей, Двоеум еще до света собрался в путь. Все хозяева еще спали, только Горлинка вышла проводить его. Под ее руками не стучали засовы, не скрипели даже голосистые ворота займища – ни одна собака не проснулась и не видела, как непонятный гость покидал Вешничей.
Оказавшись за воротами, Двоеум вынул из-за пояса древний жертвенный нож, не раз служивший ему и для гаданий, и подбросил его в воздух. Сверкнув лезвием, нож покрутился и упал на землю, указав острием точно на полуночь. Чародей постоял, глядя на него, прежде чем поднять. Полуночь. Там живут дремичи, живут западные рароги, еще дальше, за Полуночным Морем – белоголовые заморяне-сэвейги.
Подняв нож и спрятав его в ножны, Двоеум поклонился всем четырем ветрам и неспешным ровным шагом двинулся указанной дорогой. Сейчас он не знал, далек ли его путь, где он будет теперь жить и кому открывать судьбу и волю богов. Одно он знал твердо – в Чуроборе ему больше делать нечего. Старому князю он ничем не может помочь, а новому его ворожба не понадобится.
Город Велишин был построен одним из прежних смолятинских князей как становище полюдья и сторожевая крепость на меже личивинских земель. Его просторные гридницы и дружинные избы были предназначены для немалых полков, но теперь, в последние дни месяца грудена, Велишин напоминал муравейник. Все помещения княжьего двора, включая бани и конюшни, были забиты воями, все дворы детинца и посада приняли их на постой, и все же прямо на улицах стояли шалаши, дымили костры. Огромная рать собралась на личивинов, и каждый день к ней подходило пополнение. Услышав о бесчинстве личивинского князя, посмевшего похитить златоокую красавицу княжну, многие бояре со своими дружинами и даже смерды, вооружившись рогатинами и луками, шли к князю с просьбой взять их в войско. И Скородум никому не отказывал.
