– А, раскрутка? – Я подмигнул ему.
– Точно, – ответил Ламас, – причем раскручивает вас, милорд, сам король. Он совершил большую глупость, когда разослал по деревням глашатаев. Он хотел оповестить народ о том, что в Стерпоре появился опасный бунтовщик, а на деле рассказал людям, что Дарт Вейньет, принц, лишенный наследства, пришел, чтобы взять власть в королевстве в свои руки и изменить жизнь к лучшему.
– Ха, пожалуй, ты прав. Ну и дурак же мой братец Алкес… Впрочем, он никогда не отличался интеллектуальностью.
– Он поступил неумно, – согласился Ламас.
– Милорд, – обратился ко мне Кар Варнан, – когда привал устроим? Очень жрать охота…
– Надо отъехать как можно дальше от города, – сказал я, – ты же не хочешь, чтобы королевские стражи испортили тебе аппетит?
Варнан промолчал, только сглотнул слюну и, вонзив шпоры в бока лошади, заставил ее идти быстрее. Она захрапела и попыталась скинуть седока.
– Ах ты гадюка, – выругался Кар Варнан, – еще так сделаешь, рысью поскачем.
К моему удивлению, лошадь испугалась угрозы и пошла спокойнее, не делая больше попыток избавиться от тяжелого всадника.
Мы миновали несколько небольших поселений. Вскоре отдельные деревья по правую сторону от дороги сменились рощицами, потом рощицы стали гуще, они встречались все чаще и чаще, и наконец я отметил для себя, что мы выехали к южностерпорской пуще.
Ламас вдруг заметил впереди что-то интересное и направил лошадь к росшему возле дороги раскидистому дубу.
– Ого, – сказал он и неуклюже сполз со спины лошади.
Колдун сорвал с дерева плотный кусок пергамента и показал его нам. На пергаменте неизвестный живописец намалевал мой портрет. На портрете физиономия у меня была исключительно свирепая, я сверлил глазами пространство, рот мой скривила отвратительная усмешка, а серьга в ухе посверкивала, словно нож гильотины – в общем, выглядел я как законченный злодей. Невыгодный полуанфас делал мой нос слишком длинным, а подбородок излишне выдавался вперед. Это был даже не портрет, а просто шарж какой – то, карикатура на особу королевской крови. Поклявшись про себя, что как только мне представится такая возможность, художник ляжет в могилу, я спросил:
– Это еще что такое?
– Они объявили за вашу голову награду, милорд, – пояснил Ламас, – тысячу золотых. Вот здесь написано…
– Вижу, что написано, – раздраженно сказал я. Увлекшись разглядыванием портрета, я, признаться, не заметил небольшого текста под ним.
– Мне бы тысяча золотых очень пригодилась, – пробасил Варнан и, поймав мой яростный взгляд, потупился, – не… ну я, конечно, не имею в виду, что я это…
– С одной стороны, такие портреты, развешанные на деревьях, это даже неплохо, – заметил Ламас, – по крайней мере, милорд, теперь все будут знать вас в лицо. Королевские прихвостни сами себе сослужили дурную службу, но пока, похоже, не осознают этого… Но с другой стороны, – он нахмурился, – кто знает, сколько охотников за вашей головой теперь отправится по следу… здесь написано: «тысяча золотых за голову Дарта Вейньета».
Наверное, имеется в виду голова, уже отделенная от тела. Иначе зачем бы…
– Ну, хватит, – сказал я, – дай-ка этот портрет сюда.
Я извлек Мордур из ножен и потянулся к Ламасу, он насадил пергамент на кончик меча, я сорвал его, подбросил в воздух и резкими взмахами разрубил на несколько частей.
– Не думаю, что Алкесу помогут какие-то нелепые карикатуры, – мстительно сказал я, – может быть, мне тоже объявить за его голову награду?
– У меня больше нет денег! – поспешно выкрикнул Варнан.
– Ладно, обойдемся без крайних мер. – Я пришпорил лошадь, и мы двинулись дальше.
Ламас поспешно полез на лошадь, перевернулся и бухнулся на землю. Он издал слабый стон, потом повторил попытку, на этот раз ему удалось удержаться в седле, и он нагнал нас.
Весь следующий день мы ехали, почти не останавливаясь. Я согласился сделать короткий привал только по настойчивой просьбе Кара Варнана. Он раскричался, что от голода сейчас упадет на дорогу и помрет и что кому нужна такая служба, если он прямо сейчас скончается. После того как мы перекусили, я пинками растолкал великана – он собирался «немного соснуть» и, положив руки под голову, уже начал сладко похрапывать, – заставил его влезть на взмыленную лошадь, и мы продолжили свой путь…
Вечер наступил неожиданно. Серые тучи принесло откуда-то с востока. Они плыли тяжелыми громадами по фиолетовому небу и скрывали луну. Она появлялась время от времени, озаряя все вокруг белесым светом. Когда луна появилась в очередной раз, я заметил парившую над нами лиловую бабочку.
– Кажется, кровосос снова здесь, – сказал я, указывая на нее пальцем.
– Ах, Пределы побери, – закричал Варнан и, выхватив из-за спины меч, принялся размахивать им в воздухе, – пшла прочь, пшла, а ну!
Лиловый кровосос поднялся выше и принялся кружить над нами, он не собирался исчезать из виду, но и не снижался.
– Почти незаметно подлетел, – с раздражением в голосе сказал Ламас, – а ну-ка я. – Он заставил свою лошадь приблизиться, изловчился и дотянулся-таки до бабочки «волшебным посохом»: сучковатая палка со свистом рассекла воздух и сбила ее на лету, кровосос закружился, неуклюже взмахивая одним крылом, и исчез под копытами лошади колдуна.
После происшедшего мы решили больше не рисковать и свернуть с дороги в лес, чтобы заночевать в южно-стерпорской пуще. Останавливаться на привал в поле было довольно опасно и по другой причине: в любой момент нас мог заметить какой-нибудь патруль или охотники за моей головой, прельстившиеся тысячей золотых. Поэтому мы спешились на опушке леса и, ведя лошадок под уздцы, вошли в чащу.
– Лучше нам забраться подальше, – сказал Ламас, – там мы сможем, не опасаясь быть схваченными, развести огонь и приготовить что-нибудь на ужин.
– Отличная идея, – одобрил Варнан, – а то я уже чувствую внутри пугающую пустоту.
– В голове? – немедленно откликнулся Ламас. – Тогда ты можешь не волноваться. Это сказывается отсутствие знаний и интеллекта.
– Да нет, не в голове, – обиженно покосился на него Варнан, – а в животе.
– Ну, в животе совсем другое дело, – заметил колдун, – думаю, нам стоит пойти туда. – Он ткнул пальцем во мрак и решительно двинулся вперед, но тут же налетел на пенек и коротко вскрикнул.
После этого Ламас решил развеять густую тьму и использовал заклятие факела. Вспышка, когда факел загорался, получилась такой мощной, что мы едва не сгорели заживо. Запахло паленым волосом, и я понял, что почти наверняка лишился бровей и ресниц.
– Переборщил, – сварливо сказал Ламас, – но ничего страшного.
