Шеба взялась готовить ужин из тех продуктов, что у нас оставались, начала вытаскивать их из мешка и раскладывать у костра, который я только что развел. Вдруг Шеба замерла и, словно оцепенев, уставилась неподвижным взглядом куда-то в пространство. Несколько секунд она простояла так неподвижно, что я даже испугался. Потом вдруг так же неожиданно ведьма пришла в себя, выронила обратно в мешок кусок лепешки и обхватила себя руками за плечи. Тело ведьмы сотрясала крупная дрожь.
– В чем дело? – встревоженно спросил я.
– Что-то приближается! – прошептала ведьма нервно. – Что-то очень большое!
– Большое? – удивился я, но тут же опомнился: времени на расспросы не было. Я обернулся и крикнул: – Джонатан! Нужно быстро посмотреть вокруг!
Маг, который помогал Риголану разгружать зверей, тут же кивнул, взял свой посох, прислоненный к мешкам, отошел в сторону и воздел руки к небу. Какое-то время он молчал, затем начал бормотать свое заклинание и раскачиваться.
– Оррозайт! – как обычно, выкрикнул маг финальную формулу, и вершина его посоха загорелась желтым. Затем что-то пошло не так. Желтый шар на вершине посоха ярко вспыхнул, и лучи от него полетели во все стороны, но тут же вернулись назад и ударили в посох. Инструмент вылетел из рук мага, а самого его швырнуло на землю. Все замерли.
А затем свет дня померк, на поляну упала тень и сильный порыв ветра едва не сбил нас с ног. Я поднял лицо к небу и онемел – плавно взмахивая гигантскими крыльями шагов по десять—пятнадцать в длину, на поляну опускался дракон. Его узкое змеиное тело было выгнуто двойной дугой, задняя часть, переходящая в хвост, почти стелилась над землей, задние лапы с растопыренными когтями словно бы целились в землю, готовясь к посадке, а длинная шея, изгибаясь коромыслом, заканчивалась заостренной головой. Голова эта теперь была обращена к нам, огромные умные глаза смотрели на нас с интересом.
Ведьма опустилась на колени, воздев к дракону лицо и руки, Риголан встал на одно колено, опустив голову, Джонатан остался лежать, как лежал. Ящеры легли на брюхо и замерли, медведь упал на бок и закрыл голову лапами. Боб, сидя и продолжая держать на коленях морду притихшего Рэглера, смотрел на дракона восторженным взглядом, затем обратил свой сияющий взор ко мне и сквозь порывы ветра прокричал:
– Теперь можно и умереть!
Я смотрел на дракона, настоящего живого дракона! Его темно-зеленая чешуя матово поблескивала в лучах заходящего светила, его мышцы пребывали в непрерывном движении, и тело его струилось, словно жидкость. От дракона шла волна жизни, волна силы, которая захлестывала и переполняла, опьяняя и лишая разума. Он был прекрасен и неподражаем. Он был совершенен. Мысли покинули мой разум, я смотрел на дракона и чувствовал один только восторг, а душа моя пела самую прекрасную песню в моей жизни, волшебную песню восторга без слов!
Дракон мягко опустился на задние лапы и хвост его, стремительно взлетев, щелкнул, как пастуший хлыст. Затем он опустился на передние лапы и сложил крылья, сделав ими напоследок один мощный, резкий взмах. Поток воздуха от этого взмаха сшиб меня с ног. Оррил, лежа на земле с закрытыми глазами, тихонько застонала. Приземлившись на пятую точку, я поднял голову и встретился взглядом с драконом.
Его глаза были почти человечьими: белки с красными прожилками сосудов, а на них – огромные радужки желто-зеленого цвета. Радужка драконьих глаз как будто мерцала, и от этого казалось, будто в глазах этого полубога вращаются две спирали. Я вглядывался в них, с восторгом и ужасом ощущая, что начинаю растворяться в глазах дракона, что меня уносит по этим спиралям все дальше и дальше от реальности. Я уже не слышал треска костра, я уже не чувствовал движения воздуха на своем лице, я уже не видел ничего вокруг, кроме двух желто-зеленых мерцающих спиралей. Я начал слышать какой-то ритм, какую-то замысловатую мелодию, я начал угадывать в этой мелодии какой-то сложный драконий танец. И тут услышал в голове глубокий, словно бы немного дрожащий, переливающийся голос:
– Ну и кто же ты, редкий наглец, не опустившийся передо мной на колени? Судя по твоему внешнему виду, ты человек. Ты человек?
– Да, я человек, – ответил я, но при этом не ощутил движения своих губ. Я вообще не чувствовал теперь своего тела. Я чувствовал только ужас и восторг. И слышал музыку. – Я – человек, бард, – сказал я.
– Бард? – спросил дракон, ибо чей еще голос мог теперь оказаться в моей голове? – Я не слышал о твоем племени. Что это за племя? Вы великие воины? Настолько обнаглевшие, что не испытываете почтения даже перед драконами?
– Нет, мы не воины… – ответил я. – Мы… – Я замялся с ответом, думая, как бы попроще объяснить дракону, что такое бард. Перед моим мысленным взором замелькали мои занятия в библиотеке, уроки наставника Хуго, таверны, в которых я пел песни, и вдруг мелодия, которую я слышал, загремела и резко ускорила темп.
– Артисты! – радостно зазвенел в моей голове голос дракона, из чего я сделал вывод, что он читает все, что творится в моей голове, как открытую книгу. – Вы – племя артистов! Ты умеешь петь песни, человек-бард? – спросил дракон.
– Да, я умею петь, – ответил я.
– Ну тогда спой мне что-нибудь! – окатив меня просто-таки осязаемой волной радостного ожидания, попросил дракон. И я словно отодвинулся от него или вышел из его разума. Я видел перед собой мор… нет, лицо дракона, с внимательными, умными и озорными глазами, я видел Шебу, у которой лицо расплывалось в улыбке, будто она не могла себя контролировать. Я сразу же видел и Риголана, который поднял голову и смотрел на дракона хмурясь, как бы стараясь расслышать какой-то очень тонкий голос. Я видел Боба, лицо которого светилось счастьем, он не отрывал взгляда от дракона, а Рэглер у него на руках поднял свою морду и стал морщить ноздри. Я видел Джонатана, который поднимался с земли, тряся головой, потом разглядел перед собой дракона и рухнул опять навзничь. Я видел медведя Шебы, Бартоламью, который пересел на задницу и – честное слово! – глупо улыбался. Я видел самого себя, стоящего перед драконом с мандолиной в руках. Я начал играть, но вместо скупого звука струн мандолины услышал перезвон сотни колокольчиков, струнок и погремушек, тихий рокот барабанов и пение труб – абсолютно неземная музыка зазвучала во мне, повторяя мелодию моей песни:
Я слышу, как в небе родилась звезда
И начала путь с высоты.
Я слышу, как шепчет ночная вода
О дивных чертогах мечты,
Небесную гостью тихонько маня,
В объятия сонных озер.
Как ты, улыбаясь, манила меня
В расшитый звездами шатер…
Я много раз пел эту песню, я знал ее наизусть еще лет семь назад и мог бы сыграть с закрытыми глазами, но еще ни разу она не звучала так глубокомысленно и не пробуждала во мне таких глубоких чувств. Я весь дрожал от ощущения таин-
