— Не совсем. После обмена кровью со мной ты должна будешь привести их в церковь Микаэля. Точнее, они сами побегут туда, едва узнав от тебя о Голосе Бездны — Атере, чья гробница находится под церковью… Уничтожить Атера — и Макта уйдет в сон до рождения следующего Голоса Бездны.
— А дальше что? Разумеется, найдя Атера, пятерка захочет его унитожить. Я должна буду помешать им сделать это?
— Больше я не могу сказать тебе ничего сейчас. Видишь ли, пятерка вряд ли поверит твоим словам, но вот твоей памяти — поверит. Сведения об Атере они получат, когда один из них обменяется с тобой кровью. Они давно мечтают получить доступ к моей памяти и, конечно же, захотят сделать это через тебя, узнав, что мы — партнеры по мыслям. Не препятствуй им в этом.
— Ты собираешься открыть нашу память и мысли пятерке?! — возмутилась я. План Нонуса не казался пока хоть капельку ясным.
— Далеко не всю память и ненадолго, только до церкви Микаэля, моя скаредная Королева… Понимаешь меня?
— Наша память нужна, чтобы привести их в церковь, а оттуда они уже не выйдут живыми…
— Молчи! Не думай об этом! Никто не должен прочитать это в твоих мыслях.
— Хорошо. Но расскажи побольше про обмен мыслями. На что из того, что мне известно, это похоже?
Нонус задумался:
— Пожалуй, на управление куклой, сделанной из недавно умершего человека сохранившей его память и следы эмоций. Только это не управление, а партнерство, и твой сосед по крови не мертв.
— То есть, это совсем не похоже на управление куклой!
— Пожалуй. Еще представление о тени близости обменявшихся кровью может дать близость любовников. Но лишь о тени.
— А все обменявшиеся кровью carere morte чувствуют друг друга одинаково? Или в этих союзах есть более сильные и более слабые?
— Как и везде, в них могут быть сильнейшие и слабейшие. А могут быть равные партнеры, какими, уверен, будем мы с тобой. Если же в паре один явно сильнее другого, он может оттеснить соперника, отвести ему лишь крохотный уголок в общем мысленном море и заправлять его телом почти как телом куклы. Впрочем, даже в этом случае слабейший способен скрыть часть себя от соседа по мыслям. То, что не хочешь сообщать никому, можно спрятать под яркими воспоминаниями или утопить в реках сильных чувств. Но довольно разговоров, практика научит лучше теории… — резво и будто принужденно закончил он и незнакомым нервным жестом потер руки. Недовольная слишком скорым окончанием введения, я нахмурилась:
— И ты полагаешь, после такого объяснения я дам тебе залезть в свои мысли?
— Я точно также дам тебе залезть в свои. Если б был другой способ собрать пятерку в одной ловушке, я бы воспользовался им. Но способа нет: я перебрал все возможные варианты, и все они хуже церкви Микаэля. Выше нос, обмен кровью это совсем не так обременительно, как написано сейчас на твоем лице. А для похоже мыслящих и чувствующих carere morte, как мы с тобой, он вовсе станет интересным развлечением.
— Но если наша кровь бессмертна, мы будем читать друг у друга мысли всю вечность? Убрать другого из своей головы потом как-нибудь можно?
— Я за сто сорок лет не нашел средства, кроме смерти одного из партнеров. Можно заслонить свои мысли стеной, так что партнер не будет знать почти ничего. Какие-то сильные эмоции будут долетать до тебя даже сквозь барьер, но постоянного шума чужих мыслей не будет. На самом деле, чтение мыслей между идеально чувствующими друг друга партнерами похоже на чтение книги: захотел — открыл и прочел, а не захотел — пусть пылится дальше.
Я скепически усмехнулась, хотя сравнение меня несколько воодушевило:
— А вырывать страницы из этой книги можно? А писать между строк свое?
— То есть лишить партнера части его воспоминаний или заместить его мысли своими? Нонус улыбнулся. — Нет. Представим, что эта книга сделана из некоей неповреждаемой бумаги, на которой кроме того, что написано, ничего своего надписать нельзя — свободную волю партнера обмен кровью не отменяет. Впрочем, можно сделать больно, можно заставить повиноваться болью… но не думаю, что это твой метод, моя добрая Королева. Да и строптивцы редки, гораздо чаще партнер по мыслям бывает рад дать тебе решать все за него, присасывается как пиявка.
— Ты с кем-то уже общался столь близко, да?
— Да, много лет, — Нонус упрямо смотрел вдаль, сцепив пальцы в замок так, что они побелели от усилия.
— Кто же он? Или это она?
— Это был Атер, — Нонус резковато усмехнулся. — Не бойся, он давно в забытьи, накрытый знаменем Арденса. Он не ворвется в твои мысли ужасным видением.
«Какой неожиданный и в то же время предсказуемый кусок прошлого белого вампира! Очередная темная тайна Нонуса раскрылась, какие еще впереди? Он так много говорит о родстве наших душ, но чем больше говорит, тем меньше я его чувствую…» Я содрогнулась:
— Но если это знамя убрать…
— Ни я, ни кто-либо в Терратиморэ этого делать не собирается. Я воспользовался знаниями алхимика, чтобы приготовить зелье, и, надеюсь, более он мне не понадобится.
— Гм…
— Ты что, все еще боишься, моя бесстрашная Королева? — Нонус впервые за беседу взглянул на меня с интересом. — Нет, это не страх, ты трепещешь от любопытства, когда я приоткрываю хоть кусочек своего прошлого! Хочешь получить все? Подойди.
Я молчала. Очень странный Нонус и очень странный разговор, втройне странный после поцелуя под дождем! Я ожидала большего. Более теплой встречи, более подробных объяснений. А сейчас складывалось впечатление, что Нонус задвинул меня на дальний край своей игровой доски и обращался соответственно, не как с другом, а как с игральной фигуркой. Почему? Что это, месть обиженного? Но он же сам согласился считать дождь во всем виноватым… Или Нонус спрятался в этой фразе, как обычно прячется за защитным обращением «Королева», а сам втайне ждал решительного шага от меня? Бездна, что я могла бы сказать ему: что на одних благодарности и уважении не вырастить цветок любви? Что стаю птиц в ночь Бала Карды забыть не получится? -
И еще: я боялась, очень боялась. Пусть мои любовники не были похожи, но я чувствовала в Нонусе ту же скрытность и упрямство, что в Эреусе… и слишком помнила, какой болью закончилась та моя любовь.
Вдали, на площади дворца Макты, снова волновалось людское море, искры от зажженных костров уносились в небо, рисуя по черной глади новый звездный узор. Карда ждала, когда Асседи примет решение и явится во дворец, поборов страх перед Мактой, но претендент на корону медлил. Не медлили только carere morte, хаос в мире смертных стал для них праздником с великим пиршеством. Так и я молчу. И медлю, а мой новый страх крылатой клочковатой тенью расползается все дальше, поглощая верные мысли и усыпляя, как дурманная трава… -
