— Да, графа убило колдовство, — подтвердил Алан. — Разумеется, я уверен, что так оно и было, поскольку я первым заявил об этом. Его убило проклятие Кровавого Сердца, вождя эйка.
Леди Таллия покраснела. Ее служанка коснулась ее плеча, словно показывая, что теперь и она может высказаться, но та не сделала ни малейшей попытки заговорить.
— Ловко придумано, — сказала женщина, сидящая рядом с Жоффреем. Ее голос был слаще меда. — Но у тебя нет доказательств.
— Принц Санглант подтвердил бы мои слова. Когда он был в плену, он видел существо, которое убило моего отца.
Ханна внимательно слушала все, что говорилось в этом зале. Она поняла, что принимает сторону Алана, а не Жоффрея, хотя бы потому, что он вел себя на суде много достойнее. Но как воспринимают происходящее остальные? Нет сомнений, что аристократы поддержат своего.
Генрих нахмурился при упоминании имени Сангланта.
— Значит, ты не сомневаешься, что ты — сын Лавастина?
— Возможно, я не являюсь сыном графа Лавастина, — без колебаний заявил Алан. — Я не знаю и не могу знать. Меня воспитали свободнорожденные деревенские купцы деревни Осна, которых звали Бел и Генрих в честь детей короля Арнульфа — вас и вашей сестры, ваше величество. Они говорили, что я родился в замке Лавас, и они взяли меня на воспитание. Когда я пришел сюда и прослужил год, граф Лавастин меня заметил. Я не просил его называть меня своим наследником. Но он признал меня своим сыном и облачил своим доверием. Я буду повиноваться его желаниям и выполнять то, что должно, как обещал ему на его смертном одре. Я поклялся принять земли и титул, как он того хотел, и многие могут подтвердить мои слова.
Люди в зале закивали, но дворяне, окружавшие Генриха, смотрели на Алана презрительно.
— Я выполняю свои обязанности, — закончил он. — И только вы, ваше величество, можете решить иначе.
— Так ты согласен с тем, что, возможно, не являешься его сыном? — удивленно спросил Генрих.
— Господь заповедовал нам говорить правду, а правда в том, что я не знаю, чей я сын.
Родня Жоффрея зашевелилась: кто-то улыбался, кто-то свирепо хмурил брови, кто-то мрачно смотрел на Алана. Разные чувства отражались и на лицах придворных, которые не могли решить, поставил ли этот юноша их в неловкое положение, претендуя на место среди аристократии, или нет. У него была гордая осанка лорда, а выражение лица — скромным и благородным одновременно, что только красило его. И за это они готовы были его ненавидеть.
Но Алан продолжал, не обращая внимания ни на кого вокруг, — то ли ему было безразлично, что о нем думают, то ли он действительно был настолько честен, что не считал нужным притворяться:
— Мой оте… граф Лавастин назвал меня сыном и обращался со мной как с сыном. То, что его желания сейчас пытаются оспорить, — несправедливо и позорно, но я сам знаю, что все мы порой ведем себя не лучшим образом, во всех нас есть и жадность, и гордыня, и зависть. Но я прошу учесть, ваше величество, что здесь оспаривается решение Лавастина, а не моя способность управлять этими землями.
Жоффрей разъяренно смотрел на юного выскочку. Его родня раздраженно ворчала, а жена посадила ребенка к себе на колени, словно показывая королю, — так торговки на рынке предлагают товар. Генрих, казалось, задумался, потом сказал что-то Гельмуту Вилламу. Таллия сидела неподвижно, как статуя. Может, ей запретили говорить?
Хатуи смотрела в зал, пытаясь понять настроение толпы. Ханна поняла, что это ее шанс. Она подняла руку и замахала, чтобы привлечь ее внимание. Хатуи ее заметила и тотчас приказала слугам провести ее к королю. Уже через несколько мгновений Ханна стояла перед королем.
— Где моя дочь? — спросил Генрих. — И как она?
— Все хорошо, ваше величество. Принцесса Сапиентия вышла замуж… — При этих словах в зале началось ликование, и Ханне пришлось подождать, пока гомон не прекратился. — Она и принц Боян одержали победу над куманами. — Все снова радостно завопили, а Ханна приблизилась к королю и сказала тихо: — Это не все, ваше величество. Но ваша дочь просила передать это с глазу на глаз, если позволите.
Когда толпа затихла, Генрих поднял руку и объявил:
— Сейчас нам всем пора подкрепиться. На сегодня я услышал достаточно.
И встал, положив конец судебному заседанию.
Вечером, когда уже спустились сумерки, Ханна стояла рядом с Хатуи и смотрела на короля, прогуливающегося по саду. Она передала ему послание Сапиентии и сейчас просто наслаждалась свободным временем, которое могла провести с другими «орлами», ожидающими, когда их снова отправят в путь с новым посланием.
— Он все еще скорбит о матери, — заметила Хатуи. — Упокой Господь ее душу. Говорю тебе, Ханна, королю нужно хоть немного радости в жизни. А то все эти бесконечные споры и распри!
— Тебе нравится граф Алан?
— Слава богу, мне не нужно решать! Обвинения лорда Жоффрея сомнительны, их трудно доказать. Но граф Алан не дурак. Король Генрих уважал графа Лавастина, а действия покойника оспорить труднее.
— Ты и правда так думаешь? Но ведь покойник не может себя защитить.
— Его защита — его репутация. В конце концов, кто мы такие, чтобы судить, как ему следовало поступить, и к чему приведут наши собственные действия?
Розовый сад занимал все пространство от замка до каменной башни, которую окружали две крытые галереи.
— Думаю, — произнесла Хатуи, — что для короля Лавастин и Алан всегда будут связаны с именем принца Сангланта. Поэтому, скорее всего, он будет на стороне графа Алана, а не лорда Жоффрея.
Ханна накинула капюшон и затянула завязки — дул сильный ветер и моросил мелкий дождь. Слышалось ржание лошадей, которых заводили на ночь в конюшни. Грумы покрикивали на них, шутили и смеялись.
Раздались шаги, и «орлицы» посторонились, пропуская Виллама. Он подошел к королю, они о чем-то поговорили, и Виллам снова отправился в башню.
— Есть новости от Лиат? — тихо спросила Ханна. Она не видела лица Хатуи, но почувствовала, как та слегка отодвинулась.
— Она бежала с принцем Санглантом. Ах да, это ты знаешь. Ты была при дворе. Совет Отуна отлучил ее от Церкви за колдовство. И если у тебя с ней какие-то дела, Ханна…
— То меня тоже отлучат. Но, несмотря ни на что, она — моя подруга, и в чем бы ее ни обвиняли, я знаю, она невиновна. А что случилось с отцом Хью?
Хатуи фыркнула:
— Его послали в Дарр, на суд иерарха. Только она может принимать решение по поводу человека его положения.
— А с тех пор от Лиат не приходило никаких известий? И от принца Сангланта тоже ничего?
— Ничего, — подтвердила Хатуи. — Но я видела…
Она оборвала себя, но Ханна уже заинтересовалась:
