— И это хорошо, — кивнул Асилуш, вслед ему закивали другие волхвы.
— Иди, отрок, встань на место, — отпустил волхв княжича, — да помалкивай, более у тебя Слова здесь нет.
Всходили на камень ведуны — кто бодро, а которые — еле-еле, от старости да немощи кряхтя, посохами стуча. Говорили разное, каждый — по своему, да в сущности — лишь в одном расходились. Первые предлагали Свагешта сжечь, а пещеру закопать, другие — не сжигать древнего, а живьем в пещерке и оставить. И часа не прошло — куда и делась степенность мудрых старцев? Заволновались, каждый свое кричит, руками машут, посохами друг дружке грозятся.
В Крутене вече устраивали редко, на памяти Младояра — лишь четыре раза. Народ, на звон собравшийся, через короткое время из разумных человеков превращался будто зверя дикого, друг на дружку с кулаками бросились, кровь лилась из разбитых носов — благо, что с оружием приходить запрещали. Князь после каждого вече клялся, что этого безобразия никогда боле собирать не станет. Да что толку — есть такие решения, кои вождь народа сам принимать не только не может, но и не захочет. Скажем — попросили помощи соседи, война у них, или неурожай. Нам-то, какое дело? Воинов послать, али зерном ссудить — это же каждого коснется. Решит князь сам, с народом не посоветовавшись — весь Крутен на него обиду затаит, потому как с любым решением лишь половина согласна до его принятия, а уж после — все только ругать горазды. А уж если вече порешило — с князя взятки гладки!
Младояр, как и велено было, помалкивал, лишь головой круть-круть — все ждал юноша, окрасятся ли разбитые носы у мудрых старичков алой кровицей, иль, может, вцепится какая ведунья товарке в волосы? Вот пара волхвов, один — в черной маске волка, другой — с крашеными рогами, что у быка, спорят жарко, руками размахивают. А эту, в балахоне — пора успокаивать, пророчит, небось, беды на наши головушки! Когда такая тебе напророчит, враз поверишь. А тут — где волхвов да ведуний столько, что яблоку негде упасть, и все со всеми не согласны… Ну и как поверишь такой Светлуше, балахоном прикрытой, если рядом другая, простоволосая да в сети одетая, предсказывает все наоборот?
Похоже — обошлось, утихомирилось вече. Но гул продолжался, что раскаты грозы уходящей, где уж мудрецам к одному мнению придти?! А те, кто богов слушает — был бы один бог, куда ни шло, а когда не считано? Вот каждый за своего бога и кричит. Позвали Веяму последнее слово сказать. Недолго говорил мудрец.
— Я так мыслю, — обвел ясным взглядом капище, — не следует вершить действий, кои назад поворотить невозможно. Сожжем древнего человека — а как понадобится что у него спросить? Уж лучше посадим снова в домовину, да закопаем. Может, внуки мудрее нашего будут, раскопавши, чего полезное для себя найдут?
Позвали Иггельда:
— Не стоит оставлять детям да внукам долги наши! Послали боги задачу, нам и решать ее. Выпустить Свагешта из пещеры нельзя, если хоть что-то из его рассказов — правда, принесет он Крутену великое горе. Мой приговор — сжечь!
Вновь заволновалось вече, каждый кричал — мол, из его храма никто не убежит… Вновь с одной стороны — «сжечь!» кричат, а с другой — «схоронить!». Тут взмахнул руками Асилуш, призывая к молчанию.
— Вот что я думаю, — молвил верховный волхв, — коли нас, мудрецов, половина одно кричит, а другая половина — иное, спросим дите малое, ведь его устами боги глаголят!
— Какое еще дите?
— А вот, — и Асилуш указал на Младояра, — ты скажи, отрок… Сжечь то чудище в облике человека, иль живого схоронить?
Вновь Младояр выше всех, смотрит сверху вниз, а на горизонте — алая заря, пора вече распускать.
— Рассказывал древний человек, что умеет после смерти в другие тела переселяться, — напомнил княжич, — может, и врал, а может — и нет. Как сожжем его — вдруг в кого вселится? Не хотел бы я, чтоб этот Свагешт в меня залез! А коли закопаем живьем — так он в своих телесах и останется, дух его — как птаха в клетке, взаперти. Мое слово — пусть дальше в темнице мается!
Вновь заходило вече ходуном, да только тех, кто кричал «схоронить живьем» явно поприбавилось. Поднял руки Асилуш, да огласил приговор…
— А лекарю, да ведуну, и отроку — всей троице, к чужаку касавшейся, месяц в пещере голодными сидеть, ключевой водой очищаться, — добавил жрец, — что же до остальных, кто в пещеру захаживал, срок отшельничества им — семь дней!
Рассвело. Жрецы повели Младояра с наставником и Веямой в дальние пещеры, идти пришлось лесом, долго — только к вечеру и прибыли на место. Не всякому смертному дарована честь побывать в заветных пещерах. Вот и княжич удостоился чести!
— Как там, внутри? — спросил Младояр у Веямы.
— Кто ж его знает, нет обычая освещать Священную пещеру, — вздохнул старик, — а жаль! Иные подземелья красоты неземной. Был я в Шурьих пещерах, так там…
— Расскажи, — попросил княжич.
— Я спускался в Шурьи не один, со мною было двое местных ведунов, как же без провожатых. Спустились…Факелы осветили каменные стены, огонь бликами отразился в родничке. А ход вел внутрь горы. Рисунки бурые на стенах, звери невиданные, слоны, шерстью покрытые, олени с рогами преогромными… Спустились ниже — вот красота-то! Откуда-то сверху, вперемежку с водицей, свет капает, сокровенное место подсвечивая. Купол на многие сажени ввысь уходит, сверху каменные сосульки спускаются.
— Смотри слюнями не захлебнись! — вернул размечтавшегося юношу на землю Иггельд, — Уже стемнело, скоро поведут…
— Ну как, княжич, выдержишь искус? — спросил Веяма.
— Выдержите ли вы? —усмехнулся юноша.
— Мы? — удивился мудрец.
— Ага, это ведь вам плохо придется! Я вопросы задавать цельный месяц буду, а вам, беднягам — все рассказывать, да рассказывать!
Как же темно вокруг! О темной ночи говорят: «Как глаза выколи». Вот уже неделя, как о глазах можно забыть совсем. Нет, нигде наверху не встречается такой абсолютной тьмы. В самую безлунную ночь, в густом лесу — увидишь вдали светящуюся головешку, или светлячка. Мал свет, а все одно — глаз радуется. А здесь — темнота полнейшая…
Когда их троих завели в пещеру, была ночь, темная, влажная — росы лесные божества не пожалели. Факелы оставили отрокам еще за пару сотен шагов до входа, княжич шел за Иггельдом, держась за край его рубахи. А уж как находил дорогу идущий впереди волхв — загадка. На ощупь, что ли? Младояру нагнули голову — понятно, это вход. Юноша успел ощупать края пещеру — почти гладкий камень, явно поработали руки человечьи. Или, может, каких-нибудь других существ?
Вот она пещера. Они спустились по наклонному ходу, подошвы ощущали под собой твердый гладкий камень. Возня за спиной — княжич оглянулся. Ну вот, ему только что казалось, будто наверху было темным-темно, а теперь он, вроде, видел очертания входа в пещеру — большую овальную дыру, эдакий рот чудовищной пиявки, только что засосавшей его вовнутрь. И теперь эта пиявка-пещера будет их переваривать! Месяц! Никто не торопил Младояра, он стоял и смотрел, как закладывают выход, камень за камнем. Разумеется, он мог бы все их разобрать и выбраться. Но не для того они добровольно согласились на отшельничество.
