Обычно с работы я приходил часам к шести, но бывало и раньше – всё зависело от расписания. Бывали и выходные посреди недели, но в основном – трудные и изнурительные преподавательские будни с первой по пятую пару включительно. Я специально наваливал на себя чрезмерную нагрузку, ведь заниматься кроме преподавания днём мне было нечем.
Днём нечем. А вот вечером, поужинав и поспав немного, ближе к десяти-одиннадцати, я садился за компьютер и писал. Всякую графомань, не для читателей – для себя. В стол. Ох, с каким же умилением я перечитывал свои убогие текстики, как же я высмеивал собственную литературную ущербность по сравнению с Великими Классиками… Но всё же… Всё же… Где-то глубоко-глубоко в душе я почитал себя непризнанным гением! Это может быть и странно, но я ощущал что-то вроде срамной радости за то, что мои рукописи никогда не найдут своих читателей. Но это всё не относится к делу. Если они и представляли какую-то литературную ценность, то в любом случае никогда об этом не узнать – я спалил распечатки и сжёг в той же печи системный блок вместе со всеми резервными копиями на флешках и дисках.
У меня не было друзей. Вернее, я их всех растерял как последний эгоцентричный идиот. Сам виноват – погружался в так подходившую мне работу, не выделяя время на встречи, отчего прослыл "зазнавшимся умником". Да мне, если честно, и не жаль. Каждая наша встреча была тесно привязана к алкоголю – сиди в прокуренном баре и глотай водку. Так что, перестав видеться с друзьями, особых неудобств я не ощущал. С противоположным полом было проще – серьёзных отношений я не хотел, а сексуальное напряжение каждые четверг и субботу прекрасно снимала проститутка Злата, приходившая ко мне ровно в девять вечера. Да, она была пунктуальна до изумления – ни разу не опоздала. Звонок раздавался ровно в девять по моим электронным часам: обычно девушка приходила раньше минут на десять-пятнадцать, но ровно до девяти часов она стояла под дверью, куря ментоловые сигареты одну за другой. Златка… Она знала толк в хорошем минете… Мне очень жаль, что вкусить человеческую плоть мне пришлось именно с её обезглавленного тела…
Что же ты напрягся? Ах, я ведь совсем позабыл о приличных манерах! Коньяк, водка, вино? Нет, не стоит отказываться, я серьёзно…
Вот это другое дело. И мне налей. Полную. Да, это не муляж. Это настоящие человеческие черепа. Я знаю, что ты испытаешь особое извращенческое наслаждение, граничащее с отвращением. Я тоже когда-то таким был.
И вот, жизнь моя протекала размеренно и скучно. И в один злосчастный день всё это изменилось, исковеркалось, изуродовалось, словно от сокрушительного удара боевым молотом – так неумолима порой жизнь…
У меня была группа холодильщиков. Самая себе простенькая группка, ничем не примечательная: студенты, как студенты, учились, слушали, задавали вопросы, рассчитывали задания. Но вот среди них был один парень. Я не стану называть его имени, ведь оно служит прикрытием и не несёт того чудовищного смысла, который таился в душе его обладателя.
Первую половину семестра он не выдавал себя. Он ходил на занятия и прилежно всё выполнял. Правда, что-то в нём было такое, от чего мне с первой пары запомнился. Он, словно белая ворона, выделялся из толпы своих одногруппников. И, казалось бы, стандартный рост, короткая причёска, тёмно-синие джинсы и серый свитер, лицо без изъянов – таких студентов полным полно, и они, как правило, из-за стандартной внешности очень плохо запоминаются. Но с ним всё обстояло иначе. Глаза цвета дубовой коры на первый взгляд ничем не отличались, но почему-то его взгляд вызывал у меня необъяснимый страх. Я даже посмеивался над этим страхом после занятий. До тех пор, пока не понял, что этот страх был абсолютно оправданным…
Ох, как бы мне хотелось, чтобы этот ублюдок, этот приспешник демонических сил, никогда не отыскал меня, никогда не помыслил уничтожить во мне добро!
Как-то после занятий он подошёл ко мне (я сделал вид, что проверяю лабораторные работы, лишь бы не смотреть ему в глаза) и заговорил. Голос был вполне себе нормальным, слегка хрипловатым, но от каждого слова, срывающегося со рта этого душевного урода, мне становилось не по себе. Он говорил что-то о дополнительных занятиях, переспрашивал что-то про лабораторные, уточнял тему реферата – как и любой другой студент, что подходил ко мне – но вот его голос дрогнул и… хотя нет, дрогнуло что-то внутри меня… я полностью уверен, что остальные слышали всё тот же хрипловатый голос, расспрашивающий меня по предмету, но вот я услышал – не ушами, а где-то глубоко-глубоко в голове – чудовищный голос, настолько отвратительный, настолько пугающий, что руки мои дрожали, роняя листки лабораторных, кожу обжигал лёд, а сердце забилось ещё сильнее, чем бьётся крыса в руках Крысолова: Audi me, ausculta me, obtempera!1
Самообладание вернулось ко мне лишь когда аудитория была пуста. Мои ученики уже давно погрузились в свои послеуниверситетские заботы. Все, кроме одного. Я знал, что он ждёт меня на стоянке.
Дальше всё было так размыто, так неправдоподобно, так нелогично, словно сон буйного шизофреника, наколотого успокоительным. Мелькали лица, мелькали места, мелькали ступеньки, осклизлые кирпичи в стенах и фонари, скипетры, факелы и фонтаны, уродливые статуи и ледяные объятья смерти…
Мы стояли посреди мрачного подвального помещения. С потолка свисала, покачиваясь, лампочка, вырывая из темноты заросшие паутиной и грибком стены, оживляя игру чудовищных теней. Мы были не одни. Эти люди… нет, вернее не люди, а бледные очертания людей, лишь их силуэты, размытые лица и светящиеся кровавой жаждой глаза…
Тебе следует выпить… Пей. Пей, я тебе сказал! Пей эту дрянь! Ну же, чего не жмёшь на курок? Пей! *громкие хлопки, похожие на выстрелы из пистолета*
Ха-ха-ха! Видишь, как быстро затягиваются мои раны? Все пули растворятся в моём теле через некоторое время. Ты не оставил мне выбора: сядь, пей!
Вот и прекрасно. Это тебе послужит хорошим уроком, хоть мне и не хотелось применять на тебе свои демонические силы. Я надеялся, что в твоей башке больше мозгов, чем в головах твоих предшественников! Кстати, ты сидишь в кресле из их кожи, и пьёшь из черепа одного из них… Но я больше не хочу ждать. Мне придётся набраться терпения и рассказать тебе всё до конца.
– Torpe sub rate umbrarum!2 – прокричал мой поводырь в мире теней.
Его помощники привязали меня к алтарю. Я не сопротивлялся. Я не мог сопротивляться. Но самое ужасное – я не хотел сопротивляться…
– Dolor in te est!3 – воздел руки к электрической лампочке мой поводырь. Лампочке? Нет, сейчас она была выщербленной луной, выкрашенной по краям свежей кровью ангелов, и не подвальное помещение было нам укрытием – это была тайная поляна Лысой горы (понимание этого просто влилось в моё сознание с видом зловещей луны и дрожащих от страха звёзд).
