Тимоша жалобно заскулил. Как известно, собаки всё понимают, но не всегда разборчиво говорят.
— Ему интереснее в новом, придуманном мире, где всё всегда получается так, как он хочет, и где почему-то ни нас, ни всего нашего города нет.
Тимоша опешил и так широко открыл пасть, что едва не коснулся пола кончиком языка.
— Ты в это не веришь? Ты считаешь, что хозяин твой заболел?
Тимоша согласно мотнул головой. Какой в квартире новый может быть мир, если запахи старые? Если пахнет аптекой, телесным недугом и тем, что только условно съедобно, что Тимоша решался пробовать лишь потому, что таким же противным солёным бульоном машины кормили и его друга.
— Да… — ворон как-то по-птичьи особенно вздохнул, — недаром у нас говорят: наивен и глуп, как собака. Ты попробуй представить, что хозяин твой спит. А сны приходят к нему не из подушки и не из простыни, а из тех проводов, которыми тело его обмотали машины. И что сны эти слаще, чем самые вкусные блюда в самом-самом любимом твоём ресторане… Ах, я понимаю, — поправился ворон, прочитав удивление и обиду в собачьих глазах, — ты ходишь у нас в рестораны совсем за другим. Тот пёс, который весной ко мне приходил, кстати, тоже везде искал тех, своих, прежних людей. Вы бедные, глупые звери… Но, но! Не рычи! Иначе я тебе ничего не скажу про цирковых артистических крыс.
Ворон смолк, вспоминая о чём-то. Его память была теперь хроникой мира, из которого люди ушли. И, очевидно, для пса эта хроника ничего хорошего не предвещала.
— Извини. Я ошибся. Я считаю, что крысы тебе не помогут, — сказал ворон через какое-то, как Тимоше казалось, очень долгое время. — Тот пёс, который похож на тебя, сумел убедить цирковых забраться в подвал его дома и так разгрызть, искромсать провода, что дежурный робот-электрик ничего сделать не смог.
Старый ворон торжественно посмотрел на собаку, чутко ловившую каждое слово:
— И ты знаешь, к чему это всё привело?.. Да-а-а-а! — каркнул ворон. — Хозяин проснулся! Но крысы мне потом рассказали, что ни ему, ни его пришедшим в себя соседям не было дела до бывших домашних питомцев. Людей заботило только одно: когда же приедут ремонтные роботы с центрального пульта, чтобы заменить провода?
Я даже не знаю, что стало с тем псом. Ни ко мне, ни к нашим крысам он больше не приходил.
Тимоша скулил. Взъерошенный ворон был сердит и страшен. А ещё страшней было то, что он говорил:
— Пойми! Твой друг для тебя уже умер. В квартире осталась пустая его оболочка. Его душа вся давно утекла, просочилась наружу по проткнувшим её проводам.
Старый ворон был очень умён. Ему труда не составило прочитать, что светилось в безмолвно молящих, тоскливых собачьих глазах: «Мне всё равно, что со мной будет потом. Мне хотя бы один только раз услышать из его уст своё имя. Ну, пожалуйста, разбуди!»
Всю дорогу обратно Тимоша покрыл в «два прыжка». У него не хватило терпения ждать в метро поезда и сидеть без движения в пустом тоскливом вагоне. Ему по-собачьи логично казалось, что, если бежать самому, то он окажется дома гораздо быстрее.
На встречных прохожих и встречные запахи Тимоша внимания не обращал. Ему было теперь не до них. Пусть кошки победно шипели, а вороны насмешливо каркали. Пускай благородные псы смотрели презрительно вслед приблудному дикарю, не знавшему правил галантных взаимных обнюхиваний, прыжков, приседаний и прочих условных сигналов для дружеских встреч. Ну да… он и не дворянин — в том смысле, в котором раньше так называли бездомных псов, дворовых.
Из дверей лифта на своём этаже Тимоша вышел, шатаясь на слабых ногах. Еле-еле добрёл до квартиры и сразу упал рядом с креслом, на котором хозяин всё ещё спал.
Тимошу сильно мутило. Та удивительно вкусная, ароматная, пряная пища, которой напоследок старый ворон его угостил, стояла комом в горле. Ворон сказал, что это подарок от крыс. Что это особое блюдо, которое люди готовили раньше только для них. Но организм повторял: это яд!
Тимоша, как мог, пересиливал приступы рвоты. Он знал, что так нужно. Для того чтобы снова быть вместе с хозяином, нужно чуточку потерпеть.
Старый ворон собаку не обманул, обещая, что всё кончится хорошо.
Неприятное сгладилось, понемногу осело, ушло. Тимоша себя ощутил на широкой зелёной поляне. Здесь был его новый, как у когда-то живших прежних собак, ничего не имеющий общего с городом дом.
Трава была настоящая: высокая, душистая, щекочущая ноздри — не та подстриженная, чахло-стерильная, какая бывает на клумбах и на газонах.
Тимошу кто-то окликнул по имени. Пёс напрягся, насторожился, но тут же узнал этот ласковый голос. Не рассуждая, не думая, прыгнул, взлетел высоко над травой… И осознал, что теперь всё в его силах. Что хозяин теперь никуда не уйдёт. Потому что Тимоша может время замедлить и остановить.
Вестиментиферы — глубоководные крупные беспозвоночные, симбионты с серобактериями. Живут на склонах вулканов. Утратили системы дыхания и пищеварения; кровь переносит сероводород. Серобактерии обеспечивают пищу. Серобактериями пользуются для дыхания и другие глубоководные беспозвоночные, сохранившие пищеварительную систему.