Немолодой. Но старый ли? С заметными морщинками, правда, возникшими скорее от чрезмерной подвижности мышц, чем от возраста. Сухопарый, двигающийся спокойно и чуть небрежно. Похоже, самоуверенный. Ну а проявленная бесцеремонность как раз свойственна людям, облеченным властью. Вот только наряд отчаянно протестовал против серьезности намерений своего хозяина.
В богатых домах так одевают особого рода слуг. Тех, кто предназначен для увеселения гостей и домочадцев. Яркие краски, спорящие друг с другом, вычурность кроя, обилие ремешков и ленточек, ни малейшего намека на кошельки или поясные сумки: создавалось впечатление, что незнакомец только что вышел из парадной залы какого-то особняка в сад, чтобы вдохнуть свежего воздуха и тут же вернуться обратно. И правда, зачем обременять себя лишней ношей, если все, что может понадобиться, ждет тебя за соседней дверью?
– Служите при кумирне?
Он прищурился, подглядывая в мой рисунок:
– Не больше вашего.
– Живете поблизости?
Бритая голова неопределенно качнулась. При желании этот жест можно было принять за «да». Или за «нет».
– А к чему, собственно, сии вопросы?
– К тому, что здесь не самое подходящее место для прогулок.
– Разве?
Если он намерен играть со мной, зря тратит силы. У меня не так много времени, чтобы разгадывать загадки. Хотя для прямых ударов все-таки еще рано.
– На воротах есть охрана. Вы ее не заметили?
– Охрана? – Незнакомец вроде бы серьезно задумался, но через мгновение рассмеялся: – Помилуйте, да сюда сможет пройти и ребенок! Если захочет.
Я с сомнением окинул взглядом окрестности.
Подходы к бывшим замковым укреплениям были как на ладони. Более того, если раньше стены могли закрыть собой человека, подобравшегося к их подножию, сейчас такой трюк не прошел бы. Либо пришлось бы ползти на четвереньках. Да, через четыре-пять рядов сохранившейся кладки переберется кто угодно, но потом все равно окажется на открытой площадке, хорошо просматривающейся с наблюдательных постов.
– Не верите? – улыбнулся мой собеседник.
Я не стал отвечать. Вернулся к рисунку. Если со мной хотели поговорить, поговорят непременно.
– На западном склоне есть ложбинка. Каждую весну ее все больше и больше размывает талой водой, стекающей из-под стены. Скоро там можно будет ходить в полный рост, не опасаясь быть замеченным.
Возможно, незнакомец говорил правду: с этой стены было не разглядеть. Но местность он явно знал хорошо. Наверное, все же жил здесь. Когда-то.
– Вы прошли не там.
– Почему же? – по-детски удивился он моему возражению.
– На вашей одежде нет… Нет следов подобной прогулки.
Это была чистая правда: ни щепотки пыли не виднелось на ткани многоцветного наряда и башмаках. Конечно, встречаются умельцы, способные оставаться незапятнанными в самых грязных обстоятельствах, но обувь, особенно замшевая, всегда носит на себе память о пройденных дорогах, а эта просто-таки сияла чистотой. Собственно, чем больше я исподволь присматривался к своему собеседнику, тем больше терялся в догадках, кого именно вижу перед собой.
– Подловили! – легко и чуть ли не радостно согласился он. – Но пройти там можно, поверьте. Да и тут, если посмотрите внимательнее, найдете полным-полно всяких тропок, ведущих в любое угодное вам место.
– Много ходов, говорите? Странно для крепости.
Бритоголовый приподнял брови, а заодно вместе с ними в воздух взметнулась кипа ленточек:
– Первый здешний хозяин не собирался ни от кого обороняться. Он всего лишь… – Его глаза были синими, как небо над нашими головами. И такими же непонятно глубокими. – Он просто ждал.
– Чего?
– Кого, – поправили меня. – Ждал гостей. И думал, что готов их принять.
– А на самом деле?
– Вы ведь спрашиваете не потому, что вам интересно меня слушать, – притворно посетовал незнакомец. – А чтобы я побыстрее выговорился и убрался восвояси. Верно?
Я промолчал, не собираясь отрицать очевидное.
– А это хорошо, знаете ли, – продолжил он, явно чему-то обрадовавшись, и пробормотал, обращаясь уже к самому себе: – Отсутствие интереса обеспечивает точность запомненных сведений и точность передачи их… По назначению. Когда это будет необходимо.
Его размышления вслух звучали странно, зато весьма соответствовали безумству наряда, поэтому беспокойства не возникало, как я ни пытался насторожиться. Человек, заведший со мной разговор, был каким угодно, но только не опасным. Лишь поначалу в ощущениях мелькнуло что-то вроде угрозы, да и то скорее от неожиданности, а потом все улеглось. Словно мы с ним находились по разные стороны невидимой стены и не могли причинить друг другу вред, даже если бы очень захотели.
– Я расскажу вам одну историю. Очень старую. Она случилась еще до того, как здешние земли стали называться Логаренским Дарствием. Задолго до. Тогда жили и здравствовали другие страны, ныне давно уже забытые, кое-где и вовсе не было ничего, а время текло, как ему заблагорассудится, то отставая, то обгоняя события.
Тон его голоса напомнил мне ярмарочных сказителей, развлекающих слушателей легендами о героях и чудовищах. Напевный, чуть отстраненный, наполненный какой-то необъяснимой уверенностью в том, что я выслушаю все до последнего слова.
– В далеких краях жил один юноша. Дерзкий, отважный и… Умным его тогда никто не называл, а уж мудрым не назвали бы и сейчас, а вот соображал он неплохо. Весьма неплохо. Много лучше своих наставников и друзей. А еще ему нравилось размышлять о невозможном. Вернее, о том, чего до него никто еще не делал. И однажды сей настырный юноша предположил, что ткань мироздания – материя податливая и многогранная, скрывающая за своим пологом невероятные приключения.
Я видел таких. Настырных. Обычно они заканчивали жизнь до срока, разбившись о непреложные правила.
– Все что нужно было, как виделось ему, это прорезать небольшую дырочку. Такую, чтобы хотя бы заглянуть внутрь. За грань мира. Правда, подходящего ножа под рукой сразу не нашлось. Пришлось потратить некоторое время на поиски. Довольно долгое время. Другой бы давно уже отступил от юношеских мечтаний, но этот… Этот был упорен в своих намерениях. Упрямец, каких поискать. И добился поставленной цели. Если бы он знал, чем придется заплатить за исполнение заветного желания…
Последнее слово заставило вздрогнуть и отряхнуть с сознания сонную паутину рассказа. Про желания я уже кое-что знаю. Причем такое, что лучше бы не знать вовсе.
– Оно поддалось. Мироздание. Так легко, что стоило заподозрить ловушку, но успех слепит глаза надежнее, чем солнечный свет… Прореха, которую удалось создать, сомкнулась мгновенно. Путь назад был отрезан, оставалось двигаться лишь вперед, через пустоту, тьму которой не могли рассеять даже звезды, вспыхивающие то здесь, то там.
