Кривой меч уперся в грудь Эстрилу. Человек-тигр оскалился. Его настоящие зубы были не хуже звериных — острые и длинные желтые клыки. Казалось, он вот-вот вопьется в глотку своей жертве, пока остальные наваливаются сверху, чтобы та не смогла пошевелиться.
И вдруг глаза дикаря помутнели, и он упал лицом вниз рядом с Эстрилом. Остальные дикари жалобно взвыли. Шайса, про которую они, увлеченные борьбой, забыли, тяжело дыша, выронила из рук окровавленный камень.
Дикари склонились над своим бездыханным товарищем. Воспользовавшись этим, Эстрил и Шайса снова бросились к морю. Иелкон направлял «Буррету» к берегу, прямо к ним. Толпа разъяренных дикарей приближалась: одни прыгали со скал, другие бежали по пляжу. Изо всех прибрежных пещер оглушительно били барабаны. Но все-таки у них был шанс спастись, они уже бежали по кромке воды, а Иелкон с Гермилом протягивали им руки. Вдруг в воздухе послышался какой-то свистящий звук.
— Шайса! Нет! — закричал Иелкон, прыгая в воду.
Ахнув, Шайса на миг застыла на месте, удивленно глядя на своего возлюбленного, а потом упала к его ногам. Склоняясь над ней, Эстрил ничего не успел понять. Он видел оперение стрелы, торчавшей из левой лопатки, а затем Иелкона с перекошенным от ужаса лицом, бегущего по воде к ним на помощь.
Когда его снова повалили на землю, скручивая веревками руки и ноги, он отчаянно вырывался, и один из дикарей, хладнокровно прицелившись, оглушил пленника рукояткой меча. Эстрил успел увидеть, как другой дикарь несет Шайсу, и ее тонкие безжизненные руки касаются воды.
Храм Келлион гудел. Размеренный порядок жизни сестер был нарушен сразу несколькими неожиданными событиями. Сначала необычная речь Сияющей. Потом срочный сбор всех искательниц. И вот теперь — эта смерть… Впервые за долгое время сестра Келлион погибла, сражаясь с людьми. Во время воздушного поединка летающим машинам удалось сбить одну из искательниц — ту самую румяную пожилую толстуху, которой первой удалось обнаружить Шайсу.
Шепотом вспоминали очень давнюю историю. Три молоденькие искательницы отправились путешествовать одни, без старших. Они наткнулись на шайку разбойников, которые приняли их за обычных девушек и решили с ними позабавиться. Разбойникам удалось схватить их, так что сестры не смогли воспользоваться Звездной силой: им связали руки и надели на головы мешки. Девушек изнасиловали, а потом бросили в реку. Одну из них чудом прибило к берегу, она смогла освободить руки и вернуться в храм. Когда сестры, узнав, в чем дело, отправились на помощь, было уже поздно: обе девушки утонули. Но и участь спасшейся тоже оказалась незавидной: она сошла с ума и через пару лет умерла.
Это было очень давно. Собственно, эту историю вспомнила сестра-управительница, когда объявила о своем приказе не покидать храм без разрешения. И вот спустя столетия — новая жертва. Пусть толстую, краснолицую искательницу никто не любил за ее глупость и вечное самодовольство, но она была сестрой Келлион, а значит, родной сестрой каждой обитательницы храма.
Чужая смерть всегда заставляет задуматься о собственной жизни. Сияющая в одиночестве заперлась в своей комнате. Перед ней стояло высокое зеркало в серебряной оправе. Букетики ландышей, обрамляющие его, казались живыми. Женщина медленно расчесывала гребнем густые светлые волосы. Как хорошо быть светловолосой: седина не появится еще долго, а значит, можно не думать о старости. Ей скоро исполнялось тридцать, и она внимательно вглядывалась в правильные, холодные черты своего лица, боясь обнаружить первые морщины.
Вернувшись в храм после сражения над Ловижем, управительница, не дав никому прийти в себя, заявила, что они немедленно повторят попытку найти беглянку и вернуть ее в храм. Но это было решение, принятое сгоряча. Не так уж много в храме искательниц, чтобы можно было ими рисковать — даже такими никчемными, как погибшая толстуха. Подумать только, ее посмертная сила смогла вызвать лишь маленький пожар. Если ей, управительнице, суждено будет умереть раньше исполнения заветной мечты, весь мир содрогнется от голубого огня, который вырвется на волю! Горы опустятся назад, в недра, океан выйдет из берегов!.. Но лучше все-таки не умирать — а значит, следует вести себя осторожно. И, кстати, не помешало бы поблагодарить эту старуху Хэйсоа, за то, что она не побоялась охладить ее пыл и уговорила прервать сражение.
Недолго поразмыслив, управительница пришла к выводу: Шайсе незачем возвращаться в храм. Она должна оказаться в том месте, которое указано в древнем манускрипте — на алтаре Колон. Именно там она или пройдет обряд, или умрет — от этого зависит дальнейшая судьба мира. Текст, переписанный с этого манускрипта, был найден у пленника — Сияющая слегка покраснела при воспоминании о рыжеволосом мужчине. Те, кто его послал, сами хотят вершить судьбу Риррел. А значит, они любой ценой доставят девушку к алтарю. И вот туда-то — благо все необходимые вычисления уже сделаны — и явится она с верными помощницами, чтобы сказать свое веское слово.
С этого времени управительница завела обыкновение лично по два раза в день перемещаться на алтарь Колон. Она появлялась там на рассвете, когда молодое солнце румянило белые снеговые шапки горных вершин, и ночью, под россыпью удивительно близких звезд в ясном небе… Но ни разу она не замечала следов присутствия здесь кого-либо еще. Труднодоступный алтарь, к которому можно было лишь вскарабкаться по почти отвесной горе, рискуя сорваться в пропасть, в последний раз видел людей еще в эпоху Риррел. И вокруг тоже не видно было никакого движения. Шайса все еще находилась очень далеко от алтаря…
В детстве мать звала управительницу Атта. Она была младшим ребенком в семье, и старшие сестры — их было четверо — не чаяли в ней души. Ей уже исполнилось три года, когда искательницы явились за ней в Лойс — небольшую деревушку неподалеку от Леха. Это было на закате, когда солнце золотило стога на лугу, куда они с матерью направлялись, чтобы принести ужин отцу-косарю. Внезапно голубое небо над ее головой превратилось в клубящуюся темную тучу, и двое женщин, одетых в голубое, вырвали ее из материнских рук. Ни годы, проведенные в храме, ни могущество Келлион, ставшее ей доступным со временем, не вытравили из памяти картины раннего детства.
Старшие сестры намучились с Аттой: она все время плакала и звала мать. Как и всех новых сестер, девочку сначала заперли одну в темной комнате, чтобы потом появление Келлион произвело на нее большее впечатление. Но так случилось, что маленькой Атте пришлось слишком долго ждать этого часа. Сидя взаперти, она всей горячностью детской души возненавидела тех, кто ее сюда принес, тех, кто ухаживал за ней… Красота первых лучей Келлион не смогла ослабить эту ненависть.
