Она запустила руки в свою открытую сумку и вытащила тяжёлый предмет, завёрнутый в шёлк, магически обработанный для защиты его содержимого. Она осторожно положила предмет на стол между собой и Даджей, и развернула шёлк, явив взгляду изогнутый, перекрученный железный брус, покрытый копотью.
Даджа не хотела его касаться. Она уже знала, что ей не понравится то, что она узнает. Брус был покрыт следами ожогов, его форма была искажена: на него больно было смотреть.
Она подняла глаза, встретившись взглядом с сочувственно смотревшей на неё Хэлудой.
‑ Если бы был другой способ это сделать, я бы им воспользовалась, ‑ тихо сказала ей женщина.
Даджа подняла правую ладонь и поднесла к куску железа. Она дрожала.
‑ Мне обязательно его касаться? ‑ спросила она.
Хэлуда кивнула.
Даджа положила ладонь на железный брус. Он был толстым — неудивительно, что Хэлуде пришлось поднимать его обеими руками. Когда Даджа обхватила его пальцами, на неё обрушились чувства. Она была брусом. Резкая сила ударила по ней сзади, срывая её с огромного железного щита, к которому она была приварена. Следом за ней неслось пламя. Она окунулась в холодный снег, шипевший и таявший от её касания.
Прикусив нижнюю губу, Даджа отпустила железо. Иногда какой-то предмет будто грозил ей, как виднеющаяся на горизонте гроза. Именно такое чувство у неё сейчас и было. Если она обратит всю мощь своей силы на этот кусок металла, загнутый, наполовину перекрученный невероятной огненной вспышкой — то её жизнь изменится. Она могла оттянуть это. Могла. Она ещё день прожить в покое, ещё месяц. Рано или поздно счёт, предъявляемый этим металлическим брусом, придётся оплачивать, но не обязательно было делать это сейчас.
‑ Ты всё? ‑ поинтересовалась Хэлуда.
Даджа покачала головой и снова приложила к брусу правую ладонь. Затем она сжала и разжала кулак левой руки, чувствуя, как покрывавшая его латунь цепляется за её плоть. Она вытянула руку, глядя на неё как мог бы на неё смотреть незнакомец: яркий, золотистый металл, тёмно-коричневая кожа, дрожащие пальцы. Она положила металлическую ладонь на перекрученный брус и сжала его в руках.
Она была внутри железа и одновременно внутри своей собственной кожи. Её руки почему-то были больше. У них на суставах были странные бугорки. Нет, вообще-то они не были её. В её коже был мужчина, крупный мужчина. Он с усилием тянул за железный брус, его пот смазывал её кожу изнутри.
Он что, не понимал про изогнутую железную палку, которой люди открывали дверь печи у неё за спиной? Почему он не использовал её, а тянул руками? Гнутый, тяжёлый лом был более быстрым и лёгким способом помочь ей в её работе.
Он тянул, и тянул, и тянул, пока она не сделала то, что должна была. Она потянула массивную железную дверь, защищавшую её от находившегося на той стороне огня, тянула, пока щит не сдвинулся, дунув мимо неё потоком жара. Она чувствовала жар в печи, устойчивый и спокойный, каким он всегда и был в самые холодные часы дня. Но огонь не мог её обмануть. Она знала, как быстро он мог пробудиться, когда люди кидали в него дерево.
Бывшие ею и одновременно не бывшие ею руки выпустили её, оставив на железной ручке привкус её латунной кожи.
Даджа окунулась в горн своей силы, вытягивая оттуда магию, чтобы дотянуться до этого образа её латунных рук. Одна из них держала большой круглый предмет. Эта рука бросила круглый предмет в печь. Затем обе латунные руки схватили Даджу-которая-была-рукояткой-печной-двери, толкая её и находившуюся у неё за спиной железную дверь, медленно возвращая их на место, между огнём и холодным воздухом. Латунные руки Даджи отпустили её железную сущность и исчезли.
Будучи железной рукояткой, ей не пришлось долго ждать, пока пришли её люди, чтобы открыть дверь у неё за спиной. Они никогда не хватали её своими слабыми ручонками: она бы обожгла их до кости. Вместо этого они использовали изогнутый лом в качестве рычага, чтобы тянуть её саму и её дверь.
Они закинули дерево мимо неё, в жар, затем начали закрывать двери, отгораживая стремительно нараставшее пламя. Послышался глухой удар, от которого сотрясся вес её мир. Очень сильный толчок сорвал её с её двери и перекрутил её. Она прошла через чьё-то тело. Она полетала дальше, наружу, и оказалась в холодном снегу.
Когда Даджа оторвалась от железа, Хэлуда что-то говорила. Даджа едва её слышала. Она попыталась смочить губы языком, но он был слишком сухим. Она начала слепо шарить, пытаясь найти свой стакан с чаем.
‑ Позволь мне, ‑ сказала Хэлуда.
Взяв стакан Даджи, она пробормотала что-то по-наморнски. Она подошла к двери и распахнула её, явив взору служанку, ждавшую за дверью любых просьб.
‑ Принеси нормальные кружки и смоченную в холодной воде тряпку.
Даджа услышала эти слова как будто издалека. У неё онемело лицо. В её животе разверзлась пропасть, и Даджа балансировала на её краю. В своём сознании она видела Бэна, присевшего рядом со своей печкой, просеивая угли облачённой в перчатку рукой. Она видела чёрную костяную руку с золотым кольцом и полуоплавленную фигурку местной богини.
‑ Нет… ‑ прохрипела она.
‑ Тихо, ‑ приказала Хэлуда. ‑ Я не хочу, чтобы кто-то подслушал.
Когда служанка вернулась с подносом, маг магистрата взяла его.
‑ Возвращайся на кухню, ‑ приказала она. ‑ Чтоб духу твоего не было на неделю вокруг этой комнаты, ясно?
Хэлуда закрыла дверь и поставила поднос на стол. Махнув рукой, она набросила на дверь магический барьер. Затем она взяла мокрую тряпку и разложила её у Даджи на загривке. Холод заставил Даджу содрогнуться и выпрямиться. До этого она сидела скрючившись, будто её пнули под дых.
Хэлуда налила чаю в обе кружки.
‑ Вот.
Она сунула кружку Дадже в руки и сомкнула пальцы девушки вокруг неё:
‑ Он не сладкий.
Даджа осторожно отпила. Горячий и крепкий, чай огнём обрушился в открывшуюся в её животе пропасть. Она отпила второй глоток, потом третий и четвёртый. Наконец она отставила кружку в сторону и сдвинула тряпку у себя на шее, приложив её концы к точками под ушами, где прощупывался её пульс. Как и чай, это помогло прочистить ей голову, но ни тряпка, ни чай не остановили дрожь её губ и жжение в её глазах.
‑ Я не понимаю, ‑ сказала она женщине. ‑ Это… это железо, и металл не может мне лгать, но… в этом нет никакого смысла.
‑ Я видела здесь эти перчатки, ‑ объяснила Хэлуда. ‑ Вы, маги-кузнецы, скорее изобьёте пса, чтобы его озлобить, чем разожжёте огонь ради разрушения. Либо я совсем потеряла нюх и не распознала в тебе опасность, либо какое-то из твоих изделий оставило след твоей магии на печной двери. Если бы этот кусок металла не сорвало с двери, возможно мы никогда бы не нашли след твоей силы. След твоих перчаток, использованных человеком, для которого ты их сделала.
