Даже отношения с отцом сделались не такими близкими, какими, казалось, должны бы стать. Счастливчик был весел и беззаботен. Твердил: не заботься ни о чем! Радуйся! Нечего строить кислую мину! Но Хромому не хотелось принимать участие в пирушках новых приятелей Карикана. А Кари сдружился со всеми, особенно часто он держался рядом с ок-Вейспом, эта парочка оказалась друг другу под стать, оба скорые на обманы и авантюры.
А Ливда все ближе и ближе — с каждым днем делается короче срок, в течение которого еще можно гнать мысли прочь.
Вот войско вступило в знакомые земли — то есть в земли, которыми владели сеньоры, с которыми благородные соратники Эрствина хотя бы раз пировали либо сражались. Воины уже предвкушали скорый отдых в родных стенах и пирушки в честь победы, когда случилось странное происшествие. Ночью исчез ок-Рейсель. Стражу в этот раз нес ок-Вейсп со своими людьми, и блондин объяснял так, что он уснул. Уснули и вассалы — не все, а лишь те, что были приставлены стеречь обоз. В фургоне, перевозившем увечного преступника, нашлись цепи, а сам рыцарь пропал. Никого не потревожил, ничего не прихватил, даже ножа у спящих вейсповых вояк не взял — не говоря уж о том, чтобы прирезать беспомощных сторожей, как поступил бы всякий на его месте! Вот уж странное дело.
Кари взялся расследовать происшествие и быстро пришел к выводу: здесь замешана магия. Отомкнули цепи зачарованной отмычкой, усыпили охрану.
— Работал опытный чародей, — заключил Кари. — Все предусмотрел, все учел. Не поймаем теперь беглеца.
Эрствин сделал вид, что поверил, а сам тихонько спросил Хромого, что тот думает по поводу магии. Джейем, конечно, тоже осмотрел отомкнутые кандалы — из любопытства. Да, слабые следы магии, конечно, нашлись, но вот охрана… Парни ок-Вейспа могли сколько угодно натурально краснеть и каяться, что спали на посту — но опыт Хромого твердил: человек, оглушенный магией, наутро должен выглядеть не так бодро, как эти молодцы. Графу он ничего не стал говорить, а сам тихонько спросил отца, когда выдалась подходящая минута:
— Ты сам прирезал Рейселя? Уверен, что он мертв?
— Нет, это сделал ок-Вейсп. Но я проверил — мертвый, как моя совесть!
Потом внимательно поглядел на сына:
— Ты чего? Все в порядке, так будет удобней всем, решительно всем! Даже дальней родне этого дохлого дурня, теперь они станут делить имущество, и каждый будет выслуживаться перед твоим приятелем графом. Малютка Эрствин тоже выиграет… хотя я сделал это для тебя. Говрю же: не беспокойся! Теперь у тебя есть семья, которая позаботится о том, чтобы все сложилось к твоему благу!
— Лучше бы эта семья хоть раз спросила меня, хочу ли я такого блага…
* * *
Вот и Ливда. Славным рыцарям было бы неплохо отправиться по домам, доставить добычу… но пропустить торжественный въезд в город? Отказаться от почестей? Слава влекла отважных героев никак не меньше, чем добыча — и воинство направилось в Ливду — все, от графа до последнего обозного мужика предвкушали миг славы. Эрствин отправил в город гонца, и город ждал.
Когда голова кортежа достигла ворот, ударил колокол — сигнальный колокол Восточных ворот. И тут же в ответ на этот первый звон отозвались собор, церкви, монастыри… Гулкий звук катился над городом, возвещая о возвращении войска. Горожане бросали работу и спешили на улицы, кто желал насладиться редкостным зрелищем — шли к Восточным воротам. Город будто ожил, пробудился от вековечного сна. Снова, как в прежние славне денечки, добрая весть приходит с востока, со стороны континента. Ливда забыла о подобном, город повернулся спиной к суше и обратил все надежды на запад — к морю. Что же, нынче эти надежды, как будто, сбылись — энмарские торговые суда, охраняемые грозными биремами, везли и везли товары в Ливду — дорогие и дешевые, в больших и малых количествах, тюки, ящики, бочонки… Город воспрянет! Золото хлынет рекой, и менялы города вскоре будут завалены работой! Ночным баронам прибудет наживы, потому что появятся тучные стада, которые лишь успевай стричь… Все это ждет сонный город, а сейчас его будят колокола.
Хромой въехал в Восточные ворота. Стража приветствовала сеньора, солдаты выкрикивали девизы и звенели оружием. Эрствин миновал караул, подкованные копыта звонко цокали по мостовой, но и этот громкий звук тонул в гулком колокольном звоне, плывущем на Ливдой. Следом за графом в улицы вливалась бряцающая сталью колонна кавалерии.
— Здорово, Хромой! — заорал знакомый стражник. — С возвращением! А мы присматривали за твоим имуществом, пока ты шлялся на востоке! Ни пылинки не пропало, проверь! Даже прибавилось — пыли-то! Наросли проценты!
— Спасибо, Гедрих! — прокричал Джейем Геведский в ответ. — Гилфинг вознаградит тебя за доброту!
— Вечно все валят ни Гилфинга! Нет бы отблагодарить самолично!
— Ты должен верить! Если уверуешь искренне, Гилфинг пошлет меня, а я напою тебя до икоты! — последние слова Джейему пришлось выкрикивать, уже обернувшись в седле, движение колонны увлекало его прочь от ворот, точно так же как новая судьба увлекла от меняльной лавки. — А хочешь сам заделаться менялой? Вместо меня? Я оставляю этот бизнес!
Стражник помахал рукой вслед сэру рыцарю. Он бы потрепался с приятелями о странном парне, который вдруг стал совсем другим… да звон колоколов мешал разговору.
А сэр Джейем Геведский медленно ехал вслед за юным графом, смотрел, как толпятся люди справа и слева, как жмутся к стенам в узких улочках, но не уходят. Их лица казались Хромому совсем другими, никогда не бывало на лицах ливдинцев таких улыбок. Никогда город не приветствовал Хромого так, как нынче. Вдруг показалось: город изменился вместе с ним, изменился невероятно, вмиг — и навсегда. Никогда он, сэр Джейем не станет сидеть в меняльной лавке и отсчитывать медяки, и Ливда никогда больше не станет напоминать гниющую груду отбросов. Сэр Джейем нынче в доспехах и на коне, на боку его — меч. И Ливда распрямляет согбенную спину, вдыхает свежий морской ветер… и улыбается. То тут, то там трудятся маляры, обновляют фасады домов, в окошках повсюду новые занавески, яркие, с красивыми узорами. В окошках — улыбающиеся лица. Они никогда так не улыбались, жители полусонного города!
И Лериана давным-давно не улыбалась так, как сегодня. Она стоит на крыльце Большого дома, вокруг важные господа, богатые купцы, стражники в надраенных ради такого случая латах. Они тоже улыбаются — немного застенчиво, неумело… но они научатся. И Лериана научится. Теперь она станет улыбаться очень часто, потому что будет счастлива.
