— Не знаю, — ответил Бродяжник. — Слишком далеко. Похоже на молнию, ударившую в вершины холмов.
Фродо долго еще видел белые вспышки, а на фоне их высокую фигуру Бродяжника, стоявшего молча и напряженно. Наконец он уснул беспокойным сном.
На пятый день, пройдя совсем немного, они оставили за собой последние островки тростника. Местность, вновь начала подниматься. Далеко на востоке стала видна линия холмов. Самый высокий находился справа и отдельно от остальных. У него была коническая вершина, слегка приплюснутая сверху.
— Это Заверть, — пояснил Бродяжник. — Старая дорога, которую мы оставили справа, проходит недалеко от него. Мы достигнем его завтра около полудня, если пойдем прямо. Думаю, что так и нужно сделать.
— Почему?
— Чем меньше мы здесь задержимся, тем лучше. Слишком близко к дороге.
— Но ведь мы надеемся найти там Гэндальфа!
— Да, но это слабая надежда. Если даже он шел этим путем, он мог не заходить в Пригорье и поэтому не знает, где мы. Если случайно мы не придем туда одновременно, мы можем потерять друг друга. Ни для него, ни для нас небезопасно долго ждать. Если Всадники потеряли наш след в бездорожье, они, несомненно, направятся к Заверти. Она господствует над всей окружающей местностью. Много птиц и зверей видело нас. Не всем им можно доверять, а здесь есть и другие шпионы, более злобные.
Хоббиты с беспокойством посмотрели на отдаленный холм. Сэм взглянул на бледное небо, опасаясь увидеть парящего ястреба или орла со злобным взглядом.
— Вы заставили меня чувствовать себя затерянными и одиноким, Бродяжник! — сказал он.
— Что вы советуете нам сделать? — поинтересовался Фродо.
— Я думаю, — медленно ответил Бродяжник, как бы не вполне уверенно, — я думаю, что лучше всего двигаться прямо на восток к линии холмов, а не прямо к Заверти. Там мы сможем пересечь тропу, идущую к подножию Заверти, тогда мы подойдем к холму с севера и менее открыто. А там посмотрим.
Весь день они шли вперед, пока не начался холодный ранний вечер. Местность стала более сухой и неровной, с болот за ними тянулись клочья тумана. Несколько птиц печально кричали, пока круглое красное солнце опускалось в западные тени, затем наступила тишина. Хоббиты думали о мягком свете солнечного заката, глядящим сквозь приветливые окна Торбы-на-Круче далеко отсюда.
В конце дня они пришли к ручью, стекающему с холмов, чтобы затеряться затем в стоячих болотах, и шли вдоль его берега, пока было светло. Уже почти ночью они остановились и разбили лагерь под низкорослыми ольхами на берегу ручья. Перед ними на фоне тусклого неба возвышались мрачные безлесые холмы. Этой ночью они установили дежурство, а Бродяжник, казалось, не спал вовсе. Луна прибывала, и в ранние ночные часы холодный серый свет лежал на земле.
На следующее утро они выступили вскоре после восхода солнца. В воздухе чувствовался заморозок, а небо было ясное и бледно-голубое. Хоббиты чувствовали себя освеженными, как будто эту ночь спали беспробудно. К тому же они втянулись в ходьбу и проделывали такие переходы, которые в уделе свалили бы их с ног. Пин заявил всем, что Фродо вдвойне хоббит, чем был раньше.
— Очень странно, — заметил Фродо, стягивая пояс, — если учесть, что от меня осталась лишь часть. Надеюсь, что процесс утоньшения будет идти не так быстро, не то я превращусь в духа.
— Не говорите о таких вещах! — быстро и с неожиданной серьезностью сказал Бродяжник.
Холмы приближались. Они образовали зазубренную стену, иногда вздымались на тысячу футов, а иногда спускались, пересеченные глубокими ущельями или проходами, ведущими в местность на востоке. На гребне хребта хоббиты видели что-то похожее на остатки серо-зеленых крепостных стен и рвов, а в ущельях были видны старые каменные укрепления. К ночи они достигли подножия западных склонов и здесь разбили лагерь. Было пятое октября, и они шесть дней как вышли из Пригорья.
Наутро, впервые после того, как они оставили Четвуд, они увидели тропу. Повернув направо, они по этой тропе двинулись в южном направлении. Тропа оказалась запутанной и будто нарочно шла по таким местам, где их труднее всего было заметить как с вершины холмов, так и с равнин на западе. Она взбиралась на крутые подъемы и ныряла в лощины: а там, где она проходила по относительно ровной местности, с обеих сторон были нагромождены обломки скал и груды прямоугольных камней, которые скрывали путешественников не хуже живой изгороди.
— Интересно, кто проложил эту тропу и для чего? — поинтересовался Мерри, когда они шли по одному из таких участков, стены которого были сложены из необыкновенно больших и тесно пригнанных друг к другу камней. — Не уверен, что это мне нравится: похоже на… могилу духа кургана. Есть ли курган на Заверти?
— Нет. Ни на Заверти, ни на других холмах, — ответил Бродяжник. — Люди запада не жили здесь: хотя в последние дни они защищали эти холмы от злой силы, пришедшей из Ангмара. Эта тропа была проложена, чтобы обслуживать укрепления вдоль стен. Но намного раньше, в первые дни северного королевства, люди построили на Заверти большую сторожевую башню. Они назвали ее Амон-Сул. Впоследствии ее сожгли и разбили, и теперь от нее ничего не осталось, кроме ровного круга, как грубая корона старой голове холма. Но когда-то башня была высокой и прекрасной. Говорят, сам Элендил стоял здесь, следя за приближением Гил-Гэлада с запада в дни последнего союза.
Хоббиты удивленно смотрели на Бродяжника. Казалось, он так же хорошо знает древние сказания, как и дороги в дикой местности.
— Кто такой Гил-Гэлад? — спросил Мерри.
Бродяжник не ответил, погрузившись в задумчивость. Внезапно тихий голос произнес:
Гил-Гэлад, светлый государь
Последний всеэльфийский царь
Хотел навеки превозмочь
Нависшую над миром ночь.
Сиял, как солнце, щит в ночи,
Ломались черные мечи.
А светлый меч меж темных скал
Разящей молнией сверкал.
И он сумел развеять ночь!
Развеять, но не превозмочь.
И закатилась навсегда
За край небес его звезда.
