Ван вздохнул и, опустившись на пол, привалился спиной к решетке. На его осунувшееся лицо легла тень, и Маша теперь видела лишь заостренные черты его профиля.
— Ты все сделала правильно, — тихо сказал он, глядя прямо перед собой. — Без души ты бы стала холодной и жестокой, безразличной ко всему. Тебе бы не пошло.
— Вот только тебя это никогда не останавливало, — отозвалась Маша. — Ты до самого конца хотел заполучить мою душу. Кстати, твоя душа вообще существует?
Ван неуверенно кивнул.
— Возможно, существует. Никто не знает, куда черти утаскивают проданные им души. Может, быть, они действительно заточены в Нави, но если кто об этом и знает, то только Кощей.
— Не пробовал с ним договориться?
Губы колдуна растянулись в ухмылке. Запрокинув голову, он приглушённо засмеялся.
— Мне договориться с великим темным чародеем, который обрел силу, подобную богам?
— Что, слабо? — подначила его Маша.
— Связи не те.
— Зачем тебе связи, если у тебя есть огромная сила? — удивилась девушка.
— Без должных знаний я и половины этой силы не могу использовать, — признался Ван. — Гаяна научила меня только азам, чтобы держать меня под контролем. Я даже не могу снять этот чертов приворот…
Он уронил голову на ладони и глухо зарычал. Маша молча наблюдала за ним, ожидая, что он снова заговорит. Так и произошло.
— В этот раз морок длился дольше обычного, — продолжил говорить Ван, отняв руки от лица. — Наверно, она усилила заклятие. Как только морок спал, я сразу пришел сюда.
— Зачем? — спросила Маша.
— Извиниться.
Ван повернулся к девушке и виновато заглянул ей в лицо.
— Прости меня. За все. Прости.
Слова прозвучали настолько искренне, что Маша тут же хотела сказать, что она прощает его, но вовремя спохватилась и промолчала. Нельзя говорить ему такое. Нельзя снова начинать ему доверять. Нельзя, нельзя, нельзя — Маша несколько раз мысленно повторила это слово, стараясь убедить саму себя. Ту, которая уже начинала проникаться симпатией к сидящему рядом с ней колдуну и видеть в нем Ивана из своих снов.
— Бог простит, — делано равнодушно бросила Маша. — Или боги. Не знаю, в кого ты там веришь?..
— В тебя.
— Что? — девушка отстранилась от решетки и удивленно посмотрела на колдуна.
Ван отвернул лицо от Маши и, уставившись в каменный пол, горько усмехнулся.
— Я никогда не отличался религиозностью — ни в том мире, ни в этом. Верить в бесплотных богов, которые и пальца о палец не ударят, чтобы помочь тем, кто отчаянно нуждается в них — разве это не глупость? Но знаешь, — Ван нервно теребил край своей черной рубахи, — когда я понял, во что вляпался, отдав душу, то начал усердно молиться. Молиться о том, чтобы не стать таким, как Кощей — бесстрастным и жестоким ходячим трупом. Разумеется, все было без толку. Чувства и эмоции постепенно покидали меня. Переживание, радость, сострадание, беспокойство за кого-то — всего этого я уже давно лишился. Гнев, злость и раздражение стали моими вечными спутниками. Я заледенел, Маша. Превратился в колючую ледышку, которая больше не испытывает радости, не чувствует тепла. Я даже не смог сразу понять, что Гаяна использовала меня все это время, а когда понял, начал думать, как вылезти из этой каши, что я заварил. Так и родился план по захвату твоей души. На словах очень простой, но на деле — чертовски сложный. Я принял облик прежнего себя, говорил с тобой ласково и нежно, делился историями из своего прошлого, — в общем, делал все, чтобы тебе понравиться. Постепенно у меня начало получаться, и я ликовал, но потом случилось то, что я никак не мог предвидеть. В слепой погоне за твоим сердцем я сам угодил в эту ловушку.
— Что…что ты имеешь виду? — заикаясь, спросила девушка и невольно подалась вперед, увлеченная рассказом колдуна.
Коротко усмехнувшись ее вопросу, Ван продолжил:
— Я долго не признавался себе в этом, объясняя свое постоянное желание видеть тебя стремлением обладать твоей душой. Целыми днями я просиживал у волшебного зеркала, которое показывало мне тебя, а ночью проникал в твои сны в облике прежнего себя. Постепенно я начал замечать, что некоторые утраченные мной чувства снова возвращаются ко мне. Помню, как неожиданно искренне засмеялся над тем, как ты корчишь рожицы у костра, пародируя своих друзей. Тогда-то я понял, что ты делаешь со мной то, на что я уже никогда не надеялся. Ты возрождала во мне жизнь — не всесильные боги, а какая-то беспомощная девчонка, у которой я решил забрать душу, вопреки своим чувствам, — колдун тяжело вздохнул и прикрыл черные глаза. — Теперь я вижу, что был дураком. Мне следовало унять свое эго и, отступившись от своих дурацких целей, защищать тебя от Гаяны.
Ван развернулся всем телом и, схватившись за решетку, сказал:
— Если бы я мог, то вытащил бы тебя отсюда! Спрятал бы там, где Гаяна бы тебя не нашла! Вот только нет в этом мире такого места… А я не смогу даже вывести тебя отсюда — по всем чертогам разгуливают упыри, которые следят за каждым моим шагом. Еще и Меф куда-то делся! Он бы меня прикрыл, а так, Гаяна наверняка уже знает, что я у тебя. Не идет за мной только потому, что уверена — твоя душа в безопасности, ведь, узнав об обмане, ты уже никогда не будешь моей тенью…
Его пальцы разжали прутья решетки, руки безвольно опустились, голова поникла. Выплеснув на Машу все, что беспокоило его все это время, колдун снова ушел в себя. Глядя на его отстраненное лицо, девушка подалась вперед и неуверенно протянула руку к Вану, желая коснуться сероватой кожи, но, передумав, шагнула назад и прижала руку к груди.
Его слова о внезапных чувствах к ней казались девушке нереальными, однако не затронуть ее душу они не могли. Она уже давно поняла, что он не такой плохой, каким его все считают. Да, его обман стал для нее шоком, но не более того. Заглянув в себя, Маша поняла, что испытывает к Вану жалость и что-то, отдаленно похожее на нежность, но никак не ненависть.
Поднявшись, Маша уверенно подошла к притихшему Вану и осторожно положила руку ему на голову. Колдун вздрогнул и поднял на девушку бездонные черные глаза. Маша осторожно погладила его по волосам и слабо улыбнулась. Она не могла сказать ему, что прощает. Пока не могла. Поэтому она решила передать свое прощение через этот жест и улыбку.
Несколько мгновений он непонимающе смотрел на нее, а потом, расшифровав это молчаливое послание, вдруг улыбнулся так, как улыбался ей во снах — ласково и нежно, по-детски радостно и наивно. От этой улыбки сердце Маши затрепетало. Ощущение того, что он — это половинка ее души, снова настигло девушку. Испугавшись внезапно нахлынувших на нее чувств, Маша убрала руку с головы колдуна и, отступив на шаг назад, попыталась успокоить взволнованное сердце.
— Ты уверен, что не получиться организовать мне побег? — успокоившись, спросила она.
Улыбка Вана слетела с его синеватых губ, на бледном лбу образовалась длинная морщинка, а брови нахмурились.
— Даже если у нас получиться обойти всех упырей, что маловероятно, и не наткнуться на Гаяну, то выбраться из горы у нас никак не выйдет — со вчерашнего дня все ходы и выходы запечатаны.
— Ты не сможешь их открыть?
Ван помотал головой.
— Гаяна использовала древние заклинания, о которых я ничего не знаю.
— Неужели больше нет никаких ходов или лазеек? — нахмурилась Маша.
— Нет. Она запечатала каждую дырочку в Чертоге. Разве что не тронула самую верхнюю, ведущую к вершине горы, но я пока не научился летать. Думаю, ты тоже.
Летать…
Робкая надежда затрепетала у Маши в груди. Обеими руками девушка схватилась за решетку и возбужденно зашептала:
— Зато летать может крылатый змей, и у меня есть один на примете. Ты сможешь с ним связаться? Как ты связывался со мной во сне.
— Лучше я сделаю это другим способом, — поморщился Ван. — Не хочу лезть в его рыжую голову.
— Только вот я не знаю, выбрался ли он из подземного царства…
— Сейчас узнаем, — пообещал колдун.