ещё изучал не подающий признаков жизни камень.
- Как же меч побывал в тысячах битв и изменил лик Фаэруна, если никогда не проливал крови?
- Своим пением он вызывал массовые мороки, заставляя малую группу казаться армией, заставляя врагов думать, что они ранены, мог вызывать у них слабость, потерю сознания или даже заставить поверить в собственную смерть. Меч выигрывал войны пением, а не убийствами… не кровью.
- Поющий меч… - протянул я, с уважением глядя на оружие. – Может он и по-оперному умеет? Подходящий предмет для такого как ты. Чудесный реквизит, превращающий хорошего актёра в великолепного певца.
- Он и есть великолепный певец, - вознегодовала скрипачка. – У него красивый голос. Спой ему, Тониас. Спой!
Тониас похлопал её по руке, и от этого успокаивающего жеста её протесты сошли на нет.
- Толку не будет. Он все равно скоро бы узнал, - тенор поднял взгляд на меня; в его глазах больше не было огня и ярости – это был заплаканный и испуганный взгляд потерявшегося ребёнка. – Я хороший тенор, это так, но отнюдь не великий. Не великий тенор Тониас из Селгаунта. Всё это лишь притворство. Меч пел, не я. Как видишь, Ранджир был моей карьерой, моей жизнью. Я бы ни за что не стал проливать им кровь.
Я кивнул, убирая записи. Он говорил правду, в этом я был уверен. В противном случае, он жертвовал карьерой впустую.
- Значит, для тебя всё кончено?
Тониас фыркнул.
- Скажу, что рана мешает мне правильно дышать. Скажу, что теперь не могу спеть и четырёх тактов. Придумаю что-нибудь и уйду на покой.
Не выпуская меча из рук, я поднялся, собираясь уходить, но развернулся задать последний вопрос:
- Ты говоришь, жертвой убийства стал Ранджир. Если его убил не ты, то кто тогда?
Жар гнева вновь полыхнул в глазах толстяка.
- Ви’Торрес. Должно быть, узнал о мече, что это он пел за меня. Разнюхал, как убить его, и ударил меня, чтобы спровоцировать. Может, он и пытался убить меня, Куэйд, но преуспел в убийстве Ранджира.
- Зачем? – спросил я. – Зачем убивать меч?
- Зависть, обычная зависть. Он хотел уничтожить мою карьеру, как сделал это со своей собственной.
Похоже, всё вставало на свои места. Я направился к двери.
- Меч я конфискую на то время, пока во всём не разберёмся.
Тониас лишь махнул рукой:
- Теперь он для меня бесполезен. Делай что хочешь.
- Я хочу показать его Ви’Торресу; посмотрим, что он скажет, - я указал на двух городских стражников. – А ещё я хочу попросить этих джентльменов не отходить от тебя ни на шаг, пока мы не разгребём эту кучу неприятностей.
- Понимаю, - ехидно тявкнул Тониас, похлопывая по руке подруги. – В конце концов, кто-то же должен меня охранять.
Гримёрка другого тенора таилась в недрах здания оперы – ни окон, ни серебряных зеркал, ни тахты, ни шулуньских ковров. Просто каморка, ограниченная влажными кирпичными стенами. Окружённый стражей, Ви’Торрес лежал на подгнившем тюфяке на полу. Он всё ещё был одет в чёрное тряпьё, а в руках сжимал металлическую флягу; лицо испачкано гримом, взгляд растерян, на голове спутанный клубок чёрных волос.
Всё ещё улыбающийся жрец встретил меня в проходе:
- Сегодня на нас дважды снизошло благословение. Утренний Лорд посчитал, что и этого человека нужно оставить среди нас. Раненый потерял много крови, но теперь его жизнь вне опасности.
Я наклонил окровавленный меч к Ви’Торресу.
- Посмотрим, надолго ли. Спасибо за помощь, - поблагодарил я, этой фразой давая понять, что жрец может идти. Тот коротко поклонился и скрылся из этого плесневелого закутка.
Я оглядел раненого – живое воплощение болезненного, злобного Гаррагия:
- Ну и что скажет в свою защиту человек, ударивший своего соперника прямо на сцене, перед тысячами свидетелей?
- Я этого не делал, - жалко выдавил он, с трудом сглотнув.
Я кивнул. Каждый в тюрьме невиновен.
- Значит, кинжал просто соскользнул. Или ты просто напился и потерял равновесие. Или может, клинок сам решил поразить самую большую мишень поблизости.
- Точно не последнее, - мрачно бросил мужчина, закашлявшись; от приступа на его глаза навернулись слёзы. – Я сунул кинжал в левую подмышку, как и всегда.
- Когда в глазах двоится, сложно сказать, которая левая подмышка…
- Я ничего не пил перед представлением. Только после… всего, что я…
- Тогда откуда вся эта кровь? И почему же я здесь, разговариваю с тобой?
- Я его не ударял.
Я навис над лежащим.
- Тониас считает иначе. Тониас, и я, и весь остальной Селгаунт. Но не только это, ещё я считаю, что ты убил и его меч… вот этот, - и я протянул окровавленное оружие.
Ви’Торрес моргнул при виде заляпанной стали, затем измученно сомкнул веки.
- Ранджир был моим, Куэйд. Зачем мне убивать собственный меч?
Я смотрел на певца с недоверием. Присев на корточки, я положил клинок на колени.
- Твоим? Тогда почему он оказался у твоего недруга?
- И правда, почему? – Ви'Торрес кивнул, не открывая глаз. – В дни моей славы он был моим. Я использовал его так же, как Тониас. Его голос стоял за моим взлётом. А потом меч украли. Я был сокрушён. Отказался выступать. Стал напиваться. Просыпался в странных местах. Люди сделали свои выводы, но настоящей причиной конца моей карьеры была потеря Ранджира, - тенор судорожно вздохнул. – Могу я его подержать?
Я передал клинок певцу, и Ви’Торрес положил его себе на грудь, остриём вниз – как обычно кладут оружие мертвецам. Его ноздри затрепетали, когда он втянул запах металла. Снова плотно закрыв глаза, он через силу улыбнулся. – Наконец-то, снова в моих руках.
Меч Тониаса? Меч Ви’Торреса? Имело смысл. Два великих тенора, один великий голос.
- Если меч – твой, почему ты не попытался его выследить?
- А чем, ты думаешь, я занимался последние пять лет? Я заподозрил Тониаса после его дебюта, но не мог подобраться поближе, чтобы узнать точно. Выгоняли из концертных залов, знаешь ли. А за пределами сцены он хранил меч в железном сундуке с тройным замком. Я узнал наверняка, что это Ранджир, только когда мы начали репетировать «Терру Инкогниту». С того момента я всё пытаюсь заполучить его назад. Я даже обратился в Гильдию Лицедеев, Бардов и Певчих…
- С чего бы им тебе помогать? Ты же жулик.
