— А потом? — сказала я, понимая, что если не спрашивать, мужчина сам не продолжит. На лице Йена заходили желваки, губы сжались, глаза сузились, и, спустя несколько долгих секунд, он, наконец, выдал:
— Этот урод на Ильве сорвался, — и совсем тихо добавил: — При всех.
— Ударил? — прошептала я.
— Пощечину дал.
— А ты? — я ждала ответа с каким-то смешенным чувством. Хоть умом и понимала, что прошлая жизнь Ильвы не коим образом не касалась "медведя", но… отчего-то хотелось поверить в рыцаря, готового вступиться за незнакомую даму.
— Я не имел права вмешиваться, он ее отец. Прости, Лера.
— Ильва, — с грустной улыбкой поправила его.
— Нет, — немного помедлив, возразил норд. — Для меня ты именно Лера. И позволь звать тебя так, хотя бы когда мы одни.
Я пожала плечами. Что тут скажешь? То, как звучит мое имя в его устах, нравилось мне и очень. Была в этом маленькая тайна, общая для нас двоих. И это сближало.
— Главное, потом не оговорись, — все же предупредила его.
— Не оговорюсь, — заверил он и впервые за этот короткий ночной разговор улыбнулся.
— А та девушка с красной розой в руке… это ведь была Агира? Я не ошиблась? — чувствуя, что собеседник немного расслабился, спросила его. Он коротко кивнул, продолжая смотреть на меня.
— Вы целовались… — зачем-то повторила я то, что уже говорила.
— Если честно, не помню, — развел руками рыжий. — Игра за трофей проходила довольно давно. И там было куда больше запоминающихся моментов, чем поцелуй Агиры.
— Расскажи мне о ней, — смахивая несуществующую пылинку с до сих пор не снятого плаща, попросила я.
— Не знаю, что сказать, — поморщившись, Йен потянулся к вискам и принялся их массировать пальцами.
— Ты весь день так делаешь, — нахмурилась я. — Голова болит?
— Наплывами, — не стал отпираться норд. — Не обращай внимания, маленькая. Спрашивай, что конкретно тебя интересует?
— И весь день зовешь меня маленькой, — беззлобно пробурчала я. — Или всю ночь.
— Ты такая и есть, — улыбнулся "медведь". — Когда стояли у зеркала… — он замолчал, перестав улыбаться, а я, напротив, заговорила:
— Ты извини меня за то, что отвернулась тогда, — потупившись, сказала ему. — Просто так четко вспомнила, как вы с ней целовались… что… ну… не знаю, в общем. Неприятно стало, и все. Ведь она такая красивая, а я…
Договаривать не стала, и так все понятно. Но поднять взгляд на Йена почему-то было стыдно. Уши загорелись, скулы тоже. А он сидел и молчал несмотря на то, что я только что призналась ему своей ревности к призраку.
— Йен, мать твою з-с-с-с-за ногу, — прошипел Лааш. — Хватит уже так дебильно улыбаться. Скажи Лерке, что она стократ красивее той белобрысой куклы. Ну?! — и, недовольно пыхтя, добавил: — Всему учить надо, ну что за мужик, а?
Я неуверенно взглянула на "медведя". Он больше не улыбался. Вместо этого прикрыл рукой нижнюю часть лица, изображая задумчивость. Но глаза-то смеялись! И пусть здесь было мало света, пусть… я все равно видела, что этот рыжий гад веселится.
— Н-н-ну? — взвыл элементаль, подлетев к напарнику.
— Ты очень красивая, Лера, — послушно сказал тот, а я расстроилась.
Ну правда же, кому приятны комплименты из-под палки? Отвернулась, поджав пухлые губы, и поняла, что еще немного — и расплачусь. Глупо, по-детски, но почему-то вдруг так обидно стало, что захотелось всех выгнать вон, взять в охапку игрушечного мишку и завалиться с ним на подушку, чтобы вдоволь пореветь. Это даже хорошо, что рыжих пушистиков в магазине не было — белый однозначно лучше!
Чужие пальцы коснулись моего лица, вынуждая повернуть голову и посмотреть на мужчину, который пересел с кресла на кровать. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание. На своих висках, на щеке… губах. Но я-то обиделась! Резко отвернувшись, попыталась отодвинуться от норда, не вышло. Он сгреб меня в охапку и прижал к себе так крепко, что стало трудно дышать.
— Задушишь ведь, дурак, — пропыхтела куда-то в район его плеча. Хватка моментально ослабела, но кольцо рук не разжалось.
— Опять Агиру вспомнила? — насмешливо спросил рыжий, целуя меня в макушку.
— Да лучше б я ее вообще никогда не видела, — проворчала, смиряясь со своим положением. В мужских объятиях было тепло и приятно, и дуться на норда больше не хотелось. — Почему память Ильвы вечно подкидывает мне не те воспоминания, которые надо. Нет, что б дать наводку хотя бы на то, что случилось с ней до прихода в общину.
— А ты уверена, что готова это узнать? — став серьезным, проговорил Йен.
— Не уверена, — честно призналась я и легонько боднула его в плечо, кошачьим приемом требуя ласки. Мужчина все понял правильно и, продолжая придерживать меня одной рукой за талию, второй принялся гладить по волосам. Мур-р-р, приятно, только в сон отчего-то клонит. — Давай лучше про Агиру, — зевнув, прошептала я.
— Спрашивай, — норд снова предложил сыграть в вопрос-ответ, и я решилась:
— Ты ее сильно любил?
— Поначалу да, — немного помолчав, ответил он. — А, может, просто думал, что люблю. Не знаю. Когда такая красотка, окруженная толпой поклонников, внезапно выбирает своим любовником угрюмого норда, случайно зашедшего в кабак, где она выступала, можно поверить во что угодно, даже в любовь. Нас, как ты знаешь, своим вниманием балуют только вивьеры, и то по двойному тарифу. А эта была совсем другой. Невинной, юной, нежной, талантливой, — чем больше качеств бывшей аманты перечислял Йен, тем сильнее я стискивала зубы, чтобы не покусать его от ревности. От иррациональной, необоснованной и совершенно недопустимой ревности, которая, словно червь яблоко, грызла меня изнутри, — …красивой, фальшивой, лживой, изворотливой и стервозной шлюхой, — к концу оглашенного списка я словила упавшую челюсть. Кхм… Однако!
— Почему же ты не расстался с ней? — после короткой паузы, задала очередной вопрос.
— Пытался. Много раз. Но Агиру все в наших отношениях устраивало, и она всегда возвращалась, умоляя простить ее за очередной загул. Говорила, что лучше меня ее никто не понимает и не любит, и что со всеми остальными у нее просто секс, а со мной…
— Любовь, — мрачно проговорила я, когда он замолк.
— Если дословно, то "высокие чувства", — грустно усмехнулся Йен.
— И ты прощал измены?
— Ну, — он снова поцеловал меня в макушку, обняв чуть сильнее, — мы, меченные, народ в выборе женщин неизбалованный. Амант в Стортхэме чуть больше жен, сама ведь видела. Так что…
— На безрыбье и рак рыба, — вспомнилась мне одна из земных пословиц.
