Добринион толкнул тяжелую дверь часовни, и здесь его монолог прервался. Его круглые щеки пылали; он опасался, что стоящий перед ним Далеберт Маркворт мог его слышать.
В том, что перед ним находился действительно Маркворт, не было никаких сомнений. В прошлом настоятель Добринион довольно часто встречался с ним, и, хотя они не виделись уже более десятка лет, он без труда узнал отца-настоятеля Санта-Мир-Абель. Добринион оглядел сопровождавших Маркворта, пытаясь понять, чем могло быть вызвано его внезапное появление. В часовне находилось трое монахов, и один из них — местный. Прибывшие с Марквортом монахи были молоды. Один был худощавым и нервозным, другой напоминал медведя и явно отличался большой силой. Оба монаха стояли возле отца-настоятеля в одинаковых позах: скрестив на груди руки так, что пальцы каждой руки обхватывали другую чуть выше локтя. Словно приготовились обороняться, — отметил про себя Добринион, глядя на гостей, которые больше напоминали телохранителей, чем свиту отца-настоятеля. Когда иерарх такого ранга отправлялся в путешествие (неважно, был это Маркворт или кто-либо из его предшественников), его сопровождало не менее пятидесяти монахов, и среди них — немалое число магистров и даже аббатов. Эти же, судя по возрасту, находились в монастыре от силы четыре года, и им было еще далеко даже до безупречных.
— Добро пожаловать, отец-настоятель, — подобающим в таких случаях тоном произнес Добринион и отвесил уважительный поклон.
— Приветствую вас, отец Добринион, — ответил Маркворт своим гнусавым голосом. — Прошу простить мне вторжение в вашу прекрасную обитель.
— Ну что вы, — только и мог выговорить заплетающимся языком ошеломленный настоятель.
— Меня вынудила необходимость, — продолжал Маркворт. — В нынешние времена… думаю, вы понимаете, что, когда вражеская армия оккупирует наши земли, часто мы вынуждены действовать экспромтом.
— Ну что вы, — повторил Добринион, и ему захотелось ущипнуть себя за столь дурацкий ответ.
— Я прибыл сюда, чтобы встретить караван, — сообщил отец-настоятель. — Он возвращается в Санта-Мир-Абель, и я распорядился изменить маршрут ввиду неотложных обстоятельств.
«Значит, он отправлял караван из Санта-Мир-Абель куда-то далеко, а я ничего об этом не знал!» — подумал Добринион.
— Караван возглавляет магистр Джоджонах, — продолжал Маркворт. — Полагаю, вы помните его; ведь вы с ним вместе проходили обучение.
— Мне кажется, он был двумя или тремя годами младше меня, — ответил настоятель Добринион.
Впоследствии они с Джоджонахом встречались на церковных соборах, а однажды даже пропьянствовали всю ночь. Тогда в их компании был еще один магистр, горбоносый монах по имени Сигертон.
— А в составе каравана есть еще магистры? — спросил Добринион. — Например, Сигертон?
— Магистр Сигертон мертв, — бесстрастным тоном ответил Маркворт. — Его убили.
— Поври? — решился спросить Добринион, но по выражению лица Маркворта понял, что тот не хочет вдаваться в подробности.
— Нет, — только и ответил Маркворт. — Но довольно о неприятных вещах; тем более это случилось давно. Джоджонах — единственный магистр в составе каравана, и у него трое помощников из числа безупречных. Всего двадцать пять братьев и с ними — весьма особый пленник. От вас требуется, чтобы нас никто не тревожил: ни меня, ни моих собратьев по Санта-Мир-Абель и, прежде всего, чтобы никто не тревожил пленника.
— Я сделаю все, что смогу, — сказал настоятель Добринион.
— Уверен, что так оно и будет, — поспешно оборвал его Маркворт.
Кивком головы он указал на своих телохранителей:
— Пусть кто-нибудь из особо надежных ваших подчиненных разъяснит этим братьям все, что касается нашего размещения. Вряд ли мы задержимся здесь надолго. Полагаю, что не более чем на неделю.
Лицо Маркворта сделалось предельно серьезным. Он приблизился к Добриниону и произнес негромким и даже несколько угрожающим голосом:
— Я хочу получить от вас заверения в том, что не будет даже попытки вмешательства в наши дела.
Добринион отшатнулся, немало удивленный услышанным. Значит, отец-настоятель Санта-Мир-Абель предпринял что-то на здешней территории, даже не поставив его об этом в известность и не получив его согласия! Такое противоречило церковному этикету. Что же это за таинственная миссия, и почему ему ничего не сообщили? И что за узник? Неужели отец-настоятель Маркворт забыл, что с помощью гематита можно было заранее сообщить Добриниону обо всем?
И все же настоятель Добринион благоразумно промолчал. Как-никак Маркворт являлся главой Абеликанского ордена, а в Хонсе-Бире шла затяжная война.
— Мы сделаем все, что от нас потребуется, — уверил он своего старшего брата, отвесив еще один уважительный поклон. — Сент-Прешес в вашем распоряжении.
— Пока мы будем здесь находиться, я размещусь в ваших апартаментах, — объявил Маркворт. Прибывшие со мной братья помогут перенести все, что вам понадобится, в другое помещение.
Добриниону словно влепили пощечину. Вот уже тридцать лет он являлся настоятелем Сент-Прешес и занимал отнюдь не второстепенное положение в иерархии церкви. Сент-Прешес был третьим по величине монастырем после Санта-Мир-Абель и расположенной в Урсале обители Сент-Хонс. Поскольку Палмарис находился на границе того, что было принято называть «подлинно цивилизованным миром», влияние Сент-Прешес на прихожан имело особое значение. В течение тридцати лет никто не вмешивался в правление настоятеля Добриниона. Санта-Мир-Абель больше заботили магические самоцветы и общее учение церкви, а Сент-Хонс — политические дела и отношения с королевским двором. Единственным, кто мог бы оспаривать власть Добриниона в северных провинциях Хонсе-Бира, был палмарисский барон Рошфор Билдеборох. Однако барон являлся не только близким другом Добриниона, но и, подобно своему отцу, держался в стороне от притязаний на власть. До тех пор, пока ничто не угрожало его богатству, Рошфор Билдеборох предпочитал ни во что не вмешиваться. Даже теперь, когда война вплотную подступила к Палмарису, он переложил заботу об обороне города на командира городской стражи и поручил тому держать настоятеля Добриниона в курсе всех событий. Сам же барон укрывался за надежными стенами своего дворца-крепости Чейзвинд Мэнор.
Естественно, настоятель Добринион не привык, чтобы с ним разговаривали повелительным тоном. Однако он вновь напомнил себе о том, какое место он занимал в иерархии Абеликанской церкви — пирамиде, на вершине которой находился отец-настоятель Маркворт.
