Она вздохнула едва заметно:
– К сожалению, ты неправильно понимаешь истинную природу огня. Но у меня нет ни времени, ни желания спорить с тобой.
Она поднялась и указала на амулет:
– Забери это. Он пригодится, если ты захочешь заручиться еще чьей-то поддержкой. Но не будешь уверен, желает ли собеседник твоей немедленной смерти.
Якоб неторопливо подошел к столу, сгреб в кулак тяжелую цепь, сунул артефакт в карман. Повернулся к мормоликае, невозмутимо наблюдающей за ним, и решил, что может потратить еще несколько минут ее драгоценного времени.
– Леди, вы позволите задать один вопрос? Он не дает мне покоя уже несколько дней.
– Задай, – разрешила гречанка с прежней раздражающей асимана снисходительностью.
– Ваш ученик Себастьян не обладает большим магическим потенциалом. Как он мог сдержать нападение двух десятков огненных магов?!
Фелиция улыбнулась едва заметно:
– Вынуждена огорчить вас, Якоб. На этот вопрос я не отвечу. У клана даханавар есть свои методы защиты и нападения, и я не думаю, что должна открывать их вам.
Те, кого любят боги, с годами становятся все моложе.[27]
14 марта
Асиман ушел. Себастьян проводил его и вернулся немного встревоженный.
– Леди, мне не нравится, что теперь он знает, где ваше убежище.
– Не волнуйся, – ответила Фелиция. – Якоб никому не расскажет, где нас искать. Ни своему магистру, ни тем более Основателю. Он слишком напуган силой, которой его клану теперь приходится подчиняться.
Мажордом, по своему обыкновению, промолчал в ответ, и Фелиция, глядя на него, мысленно повторила вопрос, заданный огненным магом: «Как Себастьян мог сдержать нападение огненных магов?..» Мормоликая улыбнулась, вспоминая…
В тишине храма звучал непрерывный шелест, шорох и едва уловимое потрескивание. Иногда эти назойливые звуки заглушало тяжелое, затрудненное дыхание, вскрики или бессвязное бормотание.
В теплом воздухе висел горячий запах человеческих тел и еще чего-то неприятного, отталкивающего, враждебного.
Пламя светильников металось над тяжелыми черными чашами и бросало на каменные стены тревожные красные отсветы.
Фелиция постояла несколько мгновений на верхней ступени лестницы, уходящей в глубины храма, глубоко вздохнула, подобрала подол хитона и стала медленно спускаться.
Она внимательно смотрела под ноги, опасаясь неосторожно наступить на кого-нибудь, и чем глубже спускалась, тем громче становились звуки, наполняющие нижнее святилище. Вздохи, шепот, шуршание…
Фелиция остановилась на последней ступени, стараясь подавить легкое отвращение, вызванное увиденной картиной.
На полу, прямо на каменных плитах лежали люди. Молодые, старые, совсем юные. Одни – сжавшись в клубок, другие – разметавшись в бреду. Кто-то вытянулся, сложив руки на груди, неподвижный словно статуя, кто-то ворочался с боку на бок. И все они спали тревожным болезненным сном. А вокруг них и по ним ползали змеи. Блестящие, лоснящиеся тела неспешно скользили по камням, обвивались вокруг светильников, извивались возле чаш с водой.
Между спящими бесшумно двигались женщины в длинных белых одеяниях. Красивые и беззвучные, они были похожи на прекрасных духов, иногда замирающих рядом с кем-то из смертных. Наклонялись, несколько мгновений вглядывались в лицо и шли дальше. В руках некоторых из них Фелиция заметила свитки, другие держали флаконы из темного стекла. Жрицы Асклепия были заняты обычной работой – исцелением больных.
Страждущие мужчины и женщины каждый день приходили в храм бога-врачевателя в надежде на выздоровление. Они верили, что волшебный сон в подобном святилище содержит особые знаки, расшифровав которые можно понять, какая болезнь мучает человека. А змеи – магические животные Асклепия – помогали сделать подобные сны ярче.
Одна из жриц-асклепиатид подняла голову, почувствовав чужое присутствие. Увидела Фелицию и радостно улыбнулась ей. Поманила к себе и прижала палец к губам, требуя соблюдать тишину.
Мормоликая, кивнув, шагнула в зал, стараясь не наступить на змей, извивающихся на полу среди погруженных в сон людей.
Она обошла девушку, едва заметно улыбающуюся во сне своим видениям. На ее груди, уютно свернувшись кольцом, лежал золотистый змей. Почуяв приближающуюся Фелицию, он громко зашипел, и она едва сдержала дрожь отвращения.
Асклепиатида приблизилась, взяла замешкавшуюся подругу за руку и потянула за собой, шепнув почти беззвучно:
– Я рада, что ты пришла. Он здесь.
– Кто? – спросила Фелиция также шепотом, но жрица покачала темноволосой головой, прося подождать.
Ее пальцы были прохладными и чуть шершавыми – такой же, как казалось гостье, должна быть на ощупь змеиная кожа.
Служительница Асклепия привела гостью в крошечную каморку за основным залом храма. Единственный светильник здесь давал совсем мало света, и в его робком мерцании Фелиция увидела человека, лежащего на низком деревянном ложе. Молодой мужчина крепко спал, а на его красивом лице лежала строгая, мрачная тень. Змей вокруг смертного не было.
– Чем он болен, Мелитта? – тихо спросила мормоликая.
– В его теле нет никаких недугов, – ответила жрица, пристально глядя на подругу яркими глазами густого орехового цвета. – Но его сны…
– Ты же знаешь, у меня никогда не было твоего таланта в чтении знаков, видимых во сне, – улыбнулась Фелиция, рассматривая спящего, – и если тебе нужна помощь…
Смертная женщина весело улыбнулась:
– Он видит во сне тебя.
– Меня?
– Каждую ночь ему является один и тот же образ. Твой. Он пришел сюда для того, чтобы избавиться от этой одержимости или получить совет, где искать тебя… так он говорит. – Мелитта тихо рассмеялась и поправила фитиль в светильнике. – Я велела ему идти в храм Афродиты Урании, в твой храм, но он упорно возвращается сюда, утверждая, что ищет не любви, а служения. Поэтому мне пришлось позвать его богиню сюда.
Жрица снова рассмеялась, но Фелиция, продолжавшая вглядываться в лицо человека, не находила ничего забавного в его одержимости.
– Быть может, когда-то ты пила его кровь, мормоликая, – весело предположила асклепиатида, – и он не смог забыть тебя.
– Я никогда прежде не видела этого юношу, – задумчиво ответила та, садясь на край ложа. – Разбуди его.
– Как скажешь, – ответила Мелитта и легко коснулась лба спящего. – Себастий, проснись, здесь твоя богиня.
Человек нахмурился, пошевелился и поднял веки. Сначала его голубые глаза были рассеянными и мутными, затем смертный вдруг резко приподнялся и сел, впиваясь взглядом в Фелицию. Вопреки ожиданиям асклепиатиды, его лицо не осветилось ни любовью, ни желанием, ни восторгом. Юноша оставался так же сумрачен, как и во время сновидения.
