Все окна в доме приветливо светились, но в каждой комнате свет был особый. В комнате Джинни на втором этаже сиял лазурным волшебный анемон, гостиная была переполнена уютом живого огня в камине, в кухне горела переносная лампа, в маленьком окне спальни Джоржда свет походил на взбесившуюся радугу, парень явно экспериментировал с новым изобретением, у гаража кто-то освещал себе путь с помощью Люмос. Как же можно было не растаять при виде такого единения и сплоченности? Да очень просто. Стоило только вспомнить, как меня выкинули из этого самого дома и своей семьи его обитатели, как легко отреклись, подумать о том, что такой покой не естественен, ведь резня у Малфой-мэнора имела место лишь позавчера, а не год назад, и все. Сердце до краев наполнилось живой, пульсирующей злостью, ногти до боли впились в ладони и я, не совладав с собой, ускорила шаг.
Нашего приближения не заметили, сегодня здесь над защитой и антиаппарационным барьером поработали невыразимцы, заодно лишив жителей Норы и возможности колдовать. Запрет на магию вступил в силу с минуту назад, и я ликовала, не задумываясь ни о чем, а просто отдавая себя во власть чего-то неясного, что впоследствии обретет для меня имя — власть. Безграничная власть над людьми…
Само собой, никто не спрашивал разрешения войти и никто не стучал. Все дома и люди в них считались новой властью своей вотчиной, и сколько я себя помню, ни одного представителя администрации не осудили за незаконное проникновение, какая бы политика впоследствии не пропагандировалась. Лорд правил и правит твердой рукой, но вседозволенность — отличительная черта его приближенных.
Джинни готовилась ко сну, поскольку держала в руках блюдце с парой красных яблок и стакан молока — перед тем как заснуть она любила погрызть фрукты и полистать дамские журналы, представляя себя, видимо, главной героиней сопливых девчачьих опусов о любви. Романтичная натура, что с неё взять…
— Нет, нет, нет, только не так... — рыжая девчонка стояла напротив входа в свой родной дом и понимала, что теперь все будет совсем не так, если вообще будет. Карательные отряды были уже сформированы, и многие, прознав о таких планах Риддла поспешили бросить свои дома и бежать куда глаза глядят, гонимые каждый своим страхом. Румяные яблоки упали с глухим стуком и покатились прямехонько к людям в черных мантиях, стоящих перед ней, словно черные призраки — тихо и пугающе. То было начало конца славного рода, и не понять это — невозможно. Она поняла, запахнула короткий цветастый халатик в крупный подсолнух и закричала громко и отчаянно, зная, что этот крик — самый важный крик:
— Бегитеее!!! — чтобы предупредить остальных и спасти брата, пусть и ценой своей жизни. Смело, но глупо. Нам хватило нескольких секунд, чтобы занять этажи, схватить всех, кто спрятался или не успел, связать Артура, заломать руки удивленным Чарли и Джорджу, успокоить Молли, кидавшуюся картофелем в Макнейра и тем самым его забавляющую. У гаража Руквуд обнаружил Билла, намеревавшегося послать в небо какие-то сигналы о помощи, и жестоко избил его, а после приволок и его бездыханное тело в гостиную, куда уже всех согнала Белла, радостно кружащая по дому в каком-то одной ей известном ритуальном танце.
Я сидела с мужем на диване, оперевшись руками на его колени, рассматривала кольцо Лилит, с которым меня разлучит только смерть, и лениво ждала, когда же предполагаемая аудитория соберется заслушать своего обвинителя. А он, обвинитель, был готов. Я пришла во всей красе, желая, чтобы меня запомнили именно такой, в строгом, но шикарном шелковом платье изумрудного цвета с поясом в виде змейки под грудью, с прической, уложенной волосок в волосок, вся из себя такая богатая, известная, чужая и очень-очень злая…
Молли усадили на стул напротив, и я решила поздороваться, выказав свое воспитание и врожденную вежливость, но не смогла выговорить ни единой буковки. Человек всегда о себе лучшего мнения, чем есть на самом деле. Мы видим свое отражение в зеркалах, мы слышим слова других, мы ошибочно думаем, что кого-кого, но себя знаем уж точно, но все ли те мысли, посетившие нас на протяжении всей жизни, действительно наши? Может, их нам просто окружающий мир навевает, а мы, наивные, верим?
Я просто захрипела, настолько большой во мне оказалась кипевшая злоба. Она накрыла Гермиону Малфой, как океанская волна в девятибалльный шторм накрывает маленькие рыбацкие шлюпки, не предназначенные для такой тяжелой борьбы и потому сдающиеся сразу же, как только узнают о надвигающейся опасности. Я хотела ругаться последними словами, и сдержалась лишь оттого, что не собиралась раскрываться перед этой женщиной, когда-то с успехом заменяющей мне во многих вопросах мать, настолько я любила добрую и отважную миссис Уизли, впоследствии оказавшуюся моей будущее тещей, а спустя еще какое-то время — недругом. И совсем не потому недругом, что сторона другая, а потому недругом, что от меня отказалась. До сих пор чувствую разницу между этими «потому» и знаю, не запланируй они умертвить моих детей во имя интересов более важных и высоких, по их мнению, ничего бы с Чарли не случилось.
Я незаметно откашлялась и вновь смогла говорить:
— Как поживаете? Спите по ночам?
Женщина смотрела не мигая, положив свои руки на подлокотники и не отрывая взгляда от моих. Сидеть, чуть наклонившись к мужу, мне было удобно, и менять позу я не спешила.
— Кошмары снятся, детка, ты не думай, что все так просто было, не думай… — если Молли слезу из меня выдавить хотела, то её план провалился.
Я приподнялась, и как можно более ласково позвала:
— Тео! Подойди, пожалуйста! — с парнем все было договорено, и Нотт не заставил себя ждать, а скорее, не мог дождаться момента, когда от него отлипнет Перси Уизли.
В комнате собрались уже все, и кто был в состоянии, слушали нашу короткую беседу. В гостиную вошел не только Теодор, и всем стало отчетливо ясно, почему их брат и сын попросил всех собраться сегодня в Норе, выдав нелепую ложь о якобы подслушанных на эту ночь планах Пожирателей, в которые его родня пока не входила, вот почему он так сильно хотел с ними поделиться одним весьма важным секретом, ведь он заботливый ребенок, умный молодой человек и просто душка…
Да — мерзко, но хорошо, что вы не знаете, какое удовольствие я получила от такой мерзости. Я убила Молли Уизли, не своей рукой, а её собственного дитя, пусть и великовозрастного, пусть и дрожащего перед ней, как осиновый лист на ветру, пусть уже однажды предавшего свою семью, но все равно, это была та месть, о которой говорят — она попала в цель.
