– Может, все дело в том, как ты пишешь. Символ оживил потому, что, такой легкий и узорчатый, не мог не расцвести. Он напоминал цветок и…
Колдун бросил на караванщика быстрый взгляд. В его глазах была печаль – его ранило недоверие больше, чем вся ненависть былого мира. Он снова взял в руки перо, немного подвинулся, освобождая на камне место:
– Садись рядом, – промолвил он. – Возьми меня за руку и напиши символ так, как он по-твоему должен выглядеть.
– Но… – Евсей покосился на Атена, словно спрашивая, что ему делать. Он и не предполагал, что Хранитель так болезненно воспримет его сомнения.
Увидев немой вопрос брата, не знавшего, как ему быть, Атен кивнул, призывая его продолжать. Он слишком хорошо понимал, что останавливаться сейчас – значит еще сильнее обидеть Шамаша, самым важным для которого было доверие.
И помощник, осторожно опустившись на камень, коснулся руки наделенного даром, удивляясь, как возможно, чтобы она одновременно была столь холодна и горяча, словно в ней соединены воедино стихии льда и пламени. Ведя кисть, как это делает учитель, обучая написанию первых символов ученика, он вновь старательно вывел знак "цветка". Получилось неровно и коряво, но… Караванщик, вздрогнув, отшатнулся: вновь, как и в первый раз, линии задрожали, замерцали, складываясь в нечто большее, чем написанный на бумаге знак – и вот уж их место занял живой цветок. Маленький, с округлыми фиолетовыми лепестками и красным прицветником он чем-то походил на обычную фиалку.
– Черные боги, – прошептал, увидев его, вмиг помрачневший колдун, и, не давая хрупкому растению даже на миг приподнять головку, сжег его в языке пламени, вырвавшемся яркой вспышкой из пальцев. – Это виола. Ее пыльца содержит смертельный яд, – пояснил он, когда цветок исчез в огне, оставив на бумаге лишь черное пятно с рыжими обгоревшими краями. – Если ты убедился, – он взглянул на Евсея, успевшего вскочить на ноги, испуганного тем, что произошло не просто на него глазах, но при его участии, – давай не будем больше продолжать эти… опыты.
– Прости меня за сомнения, – смущенно пробормотал караванщик.
– Ничего, – в его глазах все еще полнились грусть, но, возможно, караванщики просто не правильно поняли ее причину. Может быть, это был след не обиды, а чего-то другого… Воспоминаний, стиравших границы между радостью и печалью…
– А ты не пытался разобраться, почему это происходит? – Евсей не мог представить себе, что в мироздании есть земля, где бы не обратили внимания на столь удивительную способность. Его глаза светились – впервые в жизни он настолько близко подошел к чуду, что смог прикоснуться к нему.
– На это не было времени. Если бы я разбирался с каждым даром, которым столь щедро наделили меня боги, то потратил бы на это всю жизнь. Мне же она была нужна для другого… Впрочем, что касается этого, – он щелкнул по бумаге и перу, заставляя их исчезнуть, – наставник пробовал выяснить причину. Должно быть, потому, что первое время ему казалось, будто я просто таким способом отлыниваю от занятий.
Евсей не смог подавить смешок. Он вспомнил, как в свое время пробовал перехитрить своих учителей в школе служителей. Конечно, ничего подобного он не мог и представить себе, но и у простого смертного было в запасе не так уж мало фокусов.
Тем временем колдун продолжал:
– Если так, меня следовало наказать. Хитрость, конечно, не ложь, но и она запрещена колдуну по закону… Однако не в правилах старика было карать, не выяснив всего…
– И он докопался?
Колдун хмыкнул: – Точно подмечено. Он долго искал ответ в древних летописях и сводах законов, но не нашел даже упоминания ни о чем подобном. Тогда старик нагрузил меня лопатами, сам вооружился какой-то старинной картой, невесть как попавшей к нему. И мы откопали не один тайник со старыми рукописями, считавшимися давно утерянными. Но это все, что ему удалось отыскать.
– Неужели совсем ничего?
– Как сказать. В одной книге тысячелетней давности, где перечислялись все необычные способности, которые время от времени проявлялись у колдовских детей, указывалась и эта… Но наши предки… Они были вершителями, создателями, а не мыслителями. Им было не до философских размышлений о том, что эта способность означает и с чем связана. В рукописи говорилось, что, если бы была возможность устранить этот… побочный дар, не повредив основному, то можно было бы попытаться что-то с ним сделать, а так… так давался лишь совет избегать условий, в которых необъяснимое умение проявляется. И постараться забыть о нем, полагаясь на волю богов.
– И много было таких… необычных способностей? – спросил Атен.
– Понятия не имею, – тот пожал плечами. – Наставник спрятал от меня рукопись, опасаясь, наверно, как бы я не отыскал у себя их все.
– Веселое у тебя было детство, – Евсей усмехнулся. Его всегда считали несносным сорванцом, но разве ему сравниться с этим?
– Вот только тем, кто был рядом, порою было совсем не до смеха, – лицо колдуна помрачнело. – Да укажут боги им путь в бесконечность, – чуть слышно прошептали его губы. – Так что, – он немилосердно прогнал все воспоминания, заставляя сердце вернуться в нынешний день и веселиться вместе со всеми, – в составлении летописи я вам не помощник.
– Да уж, мы убедились, – караванщика передернуло от одной мысли, что могло случиться, напиши он то слово, которое собирался. С взбесившимся быком справиться не так легко, как с хрупким растением. – И они всегда такие… агрессивные?
– Нет. Роза была обычным цветком.
– Я даже не представлял себе, что магический дар может быть так опасен… – начал было Евсей, но умолк, поймав взгляд брата. "Ты не до конца искренен, – словно говорили глаза Атена. -Вспомни, что происходило в Эшгаре, когда Свигор на кого-нибудь злился…" – Но не будем об этом, – так и не закончив своей мысли, продолжал помощник.
– Вам нечего бояться, – колдун чуть наклонил голову, с интересом поглядывая на своих собеседников. – Я в достаточной степени владею своим даром, чтобы контролировать его.
– Ты уверен в этом? – хозяин каравана настороженно свел брови. Сила, столь огромная, великая сила магии, необъяснимая и безграничная, не могла не внушать страха, и не важно, в чьих она руках – человека или бога.
– В моем мире, когда магу исполнялось 16 лет, он проходит особый обряд посвящения – Испытание. Тот, кто не смог к этому времени подчинить себе свой дар, просто не выживал.
– Это жестоко! – прошептал Евсей. После всего увиденного он был готов верить колдуну во всем, но если это правда…
– Отнюдь. Жестоко было бы оставлять в мире создание, способное уничтожить все вокруг, не понимая, что заключено в нем самом.
